Это сейчас детям сложно объяснить некоторые реальные, жизненные и очень взрослые трудности, но они подрастут, и им можно будет многое рассказать.

Это сейчас у меня не получилось прожить полноценный импринтинг сразу после родов, дать ему знание – мама есть, но у меня есть бесчисленное количество дней и ночей, ситуаций и развилок, где я могу раз за разом говорить ему это всей собой.

Это сейчас у нас с ним не ладится, и кажется, что я перестала понимать его, и не видно края этой воронке, закрутившей нас. Но пройдут месяцы или годы моего упорного материнского труда, и настанет новая близость.

Это сейчас я его ранила, потому что я – человек с присущими слабостями, но у меня есть множество дней и лет впереди – компенсировать, исцелять, изменять, чтобы больше этого не повторялось.

Материнство – настолько не период младенчества, не время детства и малышовости детей… Там есть совершенно невероятно богатый подростковый период, богатый на предъявление детьми нам счетов, где в каждом есть масса возможностей еще в пластичном, гибком – изменить, исцелить, восполнить то, чего не было. Там есть столько моментов в его взрослой жизни, где он каждый раз будет давать нам шанс, в неисполненном ожидании – додать, объяснить, попросить прощения. Там есть столько ситуаций – каждый день в его жизни, где у него есть возможность узнать, что мама у него есть, что маме он нужен, что он любим, что он может опереться, это невозможно упустить где-нибудь после родов, или где-нибудь в младенчестве, не кормя грудью, или где-нибудь в детстве, или школьном периоде. И это возможно – упустить раз за разом каждый день.

Есть такой факт, который чем раньше узнаешь в материнстве, тем лучше. Он звучит из моих уст жаргонно, но в этом есть свой изюм: «невозможно не налажать». Невозможно вырастить ребенка и ни разу не оказаться перед ним виноватой, ни разу не допустить ошибку. И это нормально.

Знаете почему?

И это, кстати, хорошая новость. Потому что мы растем и меняемся. В тот момент, когда мы делаем что-то, принимаем решения относительно ребенка, мы исходим из своих ценностей или просто – ни из чего не исходим (за что потом себя всяко грызем), то есть не задумываемся просто. Но проходит время, мы оглядываемся назад и неизбежно, понимаете, неизбежно утыкаемся в то, что в связи с переоценкой ценностей мы сделали что-то совсем не так, как следовало. И это, конечно, грустно. Но это по-жизненному физиологично. Каждый человек в основном находится в активном взрослении, наш рост не останавливается никогда, и поэтому ну совершенно точно, что, оглядываясь назад, мы будем думать: «Господи, что же я делала-то!»

И здесь не подстрахуешься возрастом вступления в материнство – все, что происходит в первый раз, не застраховано от опыта. От такой горькой штуки, которая никогда не повторится вновь. В молодости родим – будет казаться, что по дурости много сделано было, в зрелости – так еще больше потом будем гнобить себя: ведь должна была ж знать, взрослая тетка!

То есть получается, что если мы взрослеем, развиваемся, мудреем, мы неизбежно будем сталкиваться с переживанием, оглядываясь назад: «Е-мое, что ж я сделал-то!» И относиться к этому можно как к бесконечно накапливаемой горЕ вины, а можно как к опыту, философски, признавая и исправляя теперь, что возможно.

Будьте милосердны к себе. Материнство – духовный путь, ошибки растят нас, и самое главное – уметь их признавать. Еще главнее – уметь признавать их перед самим ребенком.

И это вторая хорошая новость. Дети всегда ждут этого признания. Так устроена психика. С самого рождения мы состоим из ожиданий, из природных, инстинктивных – на уровне мозга – мы знаем, что должны быть любимы, приняты и получать на каждом этапе роста определенный вид поддержки. Если этого не происходит, мы оставляем там часть своей души, становясь от этого нецельными. Но это есть у каждого человека, мы остались «незавершенными» в куче разных возрастов, но в тот момент, когда родитель признает свою ошибку, исцеление души происходит.

С психотерапевтической точки зрения времени, в общем-то, и не существует. Душе не столько важно, что было на самом деле проявлено, сколько то, что происходило на уровне чувств. Много лет одной из самых болезненных картинок моего детства являлось воспоминание, как я вишу на папиных ногах, а он продолжает уходить из нашего дома – в свою новую семью. Много лет – этот образ был символом моей недостаточности для Родителя, а в чем – неизвестно, неугаданности, что сделать, чтобы он остался, отвержения и незначимости моих чувств. Так вышло, что буквально недавно жизнь подарила мне откровненный разговор с папой (что действительно огромная редкость в моей реальности), и среди прочего он неожиданно для меня сказал: «Но самое страшное, о чем я больше всего жалею, это та картинка, как ты висишь у меня на ногах, и я иду». И слезы хлынули у меня из глаз, и пробоина в сердце залаталась в ту же секунду. С трех лет! Будто и не было больше этих десятилетий. И все же были – он сделали меня такой, какая я есть, мою жизнь в связи с этим.

Дети очень пластичны, куда пластичнее взрослых на изменения: они, как губки, ждут любви – не бойтесь просить прощения, если ошиблись, если правда виноваты, и второе – компенсировать случившееся. Подумайте, что это может быть?

Ведь с виной только так и устроено: виноват – извинись и подумай, как можешь теперь искупить сделанное.

Долговая яма не должна быть вечной. Виноватый родитель не лучше, чем родитель-тиран для ребенка. И в том и в другом невозможно найти опоры, почувствовать безопасность. И там, и там нет возможности к близости без преград. Чувствуйте меру своей вины. Предел. Где она начинается и где заканчивается. Даже у самых страшных преступников законом определено, сколько лет им быть в заключении и чего они будут лишены, но потом это заканчивается.

И третья прекрасная новость. Дети – это люди. Их счастье находится не только в руках твоих – маминых, или в руках мамы и папы. Оно состоит из множества-множества факторов, которые человеческому мозгу просчитать невозможно.

Бог, жизнь всегда вносят свои «коррективы», и остается только доверять тому, что они о любви, даже если нам больно.

Это корона на голове, гордыня – надеяться, что я смогу вырастить самого на свете лучшего-умного-счастливого-здорового человека, что это все в моих руках. Можно самой быть просто идеальной и не учесть не очень разумную и безопасную для ребенка бабушку, не узнать, как по жизни будет меняться отец ребенка и какие травмы ему может нанести он. Есть то, на что мы не влияем, но что влияет на ребенка. Поэтому самое хорошее – это то, что счастье – это выбор. Даже если детство у ребенка было не очень, когда он становится взрослым – это не фаталистичное влияние, процесс взросления в том и заключается, чтобы выбирать, что сделать со своим опытом – быть жертвой и катиться с наклоном вниз или использовать это как опыт и стать мудрым.

И поэтому последняя самая главная «новость», самое главное в материнстве – это любить безусловно. Принимать своего ребенка, принимать, в том числе, и его неидеальное детство – роды, кормление, становление – как часть его самого, себя – его мать, как часть своего ребенка, тоже принимать. Принимать и поддерживать во всем – это и есть главный материнский труд, главная опора, то, что мы действительно можем дать. И то, что способно все покрыть, все исцелить.