Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я не оборачиваюсь. Наверное, боюсь увидеть за собой десятки, а то и несколько сотен безобразных трупов. Краем глаза время от времени замечаю, как они наваливаются друг на друга, задавливая и оставляя лежать себе подобных на улицах города, не в силах подняться на ноги. В воздухе раздается бесконечное шипение мертвецов. Оно застревает в высоких старых городских постройках и время от времени заглушается моим свистком.
Остается надеяться, чтобы нам на пути не попался человек. Иначе все внимание мигом переключится на него. Но не думаю, что найдется какой-то смелый парень, который перегородит нам дорогу.
С каждым шагом силы постепенно покидают меня. Мне становится все труднее изо всех сил дуть в обычный металлический свисток, набирая в легкие больше воздуха.
Но я не сдаюсь.
Не знаю, сколько мы идем. Но листовки, расклеенные на каждом шагу с ненавистным треугольником «Нью сентори», где изображена точная схема проезда корпорации — говорят о том, что нам осталось пройти всего пару кварталов. Они расклеили эти листовки по всему городу, как только изобрели свою действенную вакцину, а по факту — обыкновенную процедуру санации, которая имеет один целый спектр побочных эффектов, но главный из них — потеря памяти. На каждой улице, в зависимости от расстояния до корпорации, развешаны разные листовки. На них изображена не только подробная схема проезда, но и сколько миль осталось пройти от каждой конкретной улицы.
Меня охватывает дикая слабость.
Не знаю, сколько точно дней мой организм не видел еды. Стресс, голод и недосып, приправленные сверху наркотическими веществами — все это чертовски сказывается на здоровье. Но на поиск еды у меня совершенно нет времени. Да и к тому же, что я скажу своей мирной демонстрации позади? Подождите пару часов, не расходитесь, я найду еду, и мы продолжим?
Организм с каждой пройденной милей сдается, но разум уговаривает… нет…приказывает ему держаться до конца.
Я уже чувствую, как мертвецы практически наступают мне на пятки. Они начинают обгонять, но не могут опередить тот оглушающий свист, который всю дорогу не дает им покоя.
Взгляд цепляется за верхние этажи двух многоэтажных башен со светоотражающими окнами. Почти дошла. В этих стенах творится нечто ужасное, нечто немыслимое. Там ведутся настоящие эксперименты и проводятся опыты над здоровыми людьми. И прямо сейчас Диана и все ее дружки должны понести наказание за все загубленные жизни. Обязаны понести наказание за каждую смерть, произошедшую по их вине.
Кровь, которая стучит в ушах, практически заглушает раздражающее шипение муз, и я уже почти не слышу тот мощный свист, исходящий из металлического свистка, зажатого между зубами. Все внимание направлено на две постепенно вырастающие башни. Наконец, я дохожу до улицы, на которой расположена корпорация. Она находится прямо передо мной, мне остается сделать всего несколько сотен шагов, и мой план мести воплотится в жизнь.
Две поодаль стоящие многоэтажные башни соединяет одно длинное трехэтажное здание прямоугольной формы, словно распластавшееся по всему горизонту. Вместе они составляют единый центр компании, именуемой себя «Нью сентори» или, как говорят в простонародье — корпорация зла.
Вход на территорию надежно защищен высоким белоснежным забором, где в нескольких футах друг от друга расставлены военные, переодетые в белоснежные комбинезоны. Я уже вижу, как камеры на заборе поворачивают головы в нашу сторону, намереваясь запечатлеть движение. Возможно, прямо сейчас охрана корпорации приближает кадр, чтобы увидеть мое лицо. Возможно, в эту секунду они узнают во мне меня. Возможно, в эту самую секунду они осознают, насколько они обречены.
Эти мысли придают мне больше сил и уверенности, поэтому я смело прибавляю шаг, несмотря на клокочущее внутри сердце и нервозно дрожащие руки. Я прикладываю холодный металлический свисток к губам и в последний раз изо всех сил начинаю дуть в небольшое отверстие. Не проходит и пары секунд, как музы с соседних улиц начинают плавно стекаться в наши ряды.
Победная улыбка не сходит с лица. Я улыбаюсь приближающимся камерам неприлично долго, отчего мышцы на лице начинают неприятно изнывать. В какой-то момент из высоких ограждений начинают вырастать военные в белоснежных комбинезонах корпорации со сверкающим треугольником на груди. Они твердо наставляют оружие в мою сторону, долго вглядываясь в оптический прицел, и с минуты на минуту ожидают приказа открыть огонь на поражение.
По спине пробегает волна холодного пота в сочетании с липким ужасом.
Хочу ли я погибнуть таким образом? Нет.
Готова ли я к этому? Снова нет.
Жалею ли я о совершенном? Опять мимо.
Но пути назад нет.
Я с презрением разглядываю напряженные лица многочисленных военных, которые наставляют прицел навороченных винтовок в мою сторону. Сколько этих ребят? Несколько десятков? А сколько у них патронов? Пять сотен? Им все равно не удастся перестрелять каждую музу, пришедшую по зову свистка.
Даже если у них закончатся патроны, их прочный забор не устоит под натиском мертвецов и со временем падет. Как и падет сама корпорация зла. Потому что зло, в каком бы оно не было обличии, должно проиграть.
Рассуждаю по-детски? Возможно. Но у меня нет выбора. Я обязана остановить то, что творят эти люди. То, что творит моя родная тетя.
Почему они не стреляют?
На самом деле, я уже рассчитывала, что по нам откроют огонь в тот момент, как только мы завернем на нужную улицу.
Наша мирная демонстрация приближается к белоснежному забору практически вплотную, и я продолжаю быть во главе. Но как только музы чуют запах свежей крови военных, которые по-прежнему неподвижно стоят на самом краю забора — им словно сносит крышу. Они слепо бегут вперед, задевая и толкая меня плечами, а я продолжаю стоять на месте в нескольких футах от главного входа, с презрительной усмешкой на лице.
Взгляд направлен точно в камеру, которая продолжает пристально наблюдать за каждым моим шагом. Я представляю перед собой серые хладнокровные глаза Дианы, и делаю все, чтобы не показывать страх, который продолжает сковывать каждую клеточку тела.
Страшно ли мне? Чертовски страшно.
Я не знаю, в какой именно момент они выстрелят. Я не знаю, когда именно оборвется моя жизнь. Я ничего не знаю кроме крика, который отчаянно вырывается из грудной клетки. Он хочет