— А что мне делать?

Она сбилась и замолчала, рассматривая его, как будтособиралась с силами.

— Я не доставлю тебе ни одной минуты лишних хлопот, —выговорила она ему в лицо с королевской гордостью и королевским же презрением ираздула ноздри. — Но сейчас ты мне должен.

— Что я тебе должен?

— Себя.

Она кинула на пол свое пальтишко, перешагнула через него исхватила Олега за руки, повыше локтей.

— Себя! — повторила она, глядя ему в глаза.

Олег Петрович пошатнулся.

— Ничего, — сквозь зубы выговорила она. — Переживешь!..

Она стиснула его шею — даже не обняла, а именно стиснула — истала целовать куда попало, куда только доставали ее губы, горячие итребовательные, и распластала огненную ладонь у него на спине, и от этой ладониверх и вниз хлынул жар. Вот уж этого Олег Петрович никак не ожидал — словногорячая лава потекла по позвоночнику!

Впрочем, он вообще не ожидал ничего подобного!

Неловко переступив ногами, он попробовал было обнять ее, ноона не далась. Она шла в атаку, и капитуляция ее не устраивала!

Она целовала его глаза и губы, и еще куда-то в щеку, оченьнеловко, и он сам не заметил, когда, очнувшись от изумления и всей этойнелепицы, вдруг стал ей отвечать. Она и так пылала, как ведьма на костре, икажется, не получала от этого никакого удовольствия, а от его робких попытокразозлилась еще больше.

Ее руки метались по его плечам и груди, маленькие, крепкие,шершавые ручки, и он не мог ни поймать, ни остановить их. Там, где она трогалаего позвоночник, тонкая шерстка на нем вставала дыбом, и он еще успевал этогостесняться! Во рту пересохло, и ее лихорадочно горящие глаза не отпускали егоглаз. Он попробовал было закрыть их, но она приказала сквозь зубы:

— Смотри на меня!

И он стал смотреть.

Все это, наверное, больше было похоже на потасовку, чем налюбовь, впрочем, какая уж тут любовь, когда дело зашло так далеко!..

Огненной ладонью она залезла к нему в джинсы, но этого ейпоказалось мало, и, сжав зубы, она стала тащить их с его бедер, и у нее ничегоне получалось!

— Расстегнуть, — сказал он сухим, как осенний лист, ртом. —Нужно расстегнуть.

И тогда она выпрямилась и снова уставилась на него своимиглазищами, а он замычал и замотал головой. За руку, как маленького, онапотащила его за собой, и он не успевал за ней, так она торопилась, и идти емубыло неудобно, и он никак не мог сообразить, куда она его ведет.

Она останавливалась и снова прыгала на него, не оставляя емуникакой надежды на спасение, и ее руки были везде, и в голове у него толькобухала кровь, и снова показалось, что он падает в колодец, и свет уходит вверхи вдаль, и стены наваливаются на него.

— Куда?!. — наконец догадался он спросить, когда она сновапотащила его. — Куда?

— В спальню! Где твоя чертова спальня?

Он сообразил не сразу, а сообразив, головой показал ей надверь, и она снова потащила его.

В спальне было светло, и все двери распахнуты — и вгардеробную, и в ванную.

Кажется, с ним что-то случилось именно в этой ванной, исовсем недавно, только он никак не мог вспомнить, что именно.

Преобразившаяся, новая Ника, которой он не знал, толкнулаего на кровать, сорвала с него джинсы и кинулась на Олега. Ему показалось, чточерная молния сверкнула в воздухе — так прыгает пантера, так поражает змея. Онхотел даже от нее защититься и не смог. Он поймал ее в самый последний момент,прижал к себе, и ее одежда неприятно и тягостно поразила его измученноевоображение — разве бывают пантеры в одежде?! Неловкими руками он сталстаскивать с нее тряпки, а она все не давалась, вырывалась и падала на него, изавоевывала и получала все, что хотела.

— Ника! — попросил он. — Ника, ну, пожалуйста!..

И тогда, рыча от нетерпения, она через голову стащилаводолазку и еще что-то ненужное, что было на ней, что закрывало ее от него, ион почувствовал ее тело — напряженное, вытянутое, дрожащее и огненное, словнотот самый ведьминский костер теперь горел у нее внутри, сжигал внутренности.

Она показалась ему совершенным существом, гладким,стремительным и неукротимым. У нее было изумительное тело, и оправдались всесамые худшие его подозрения. Когда исчезли дурацкие тряпки, так ей не шедшие,она оказалась очень женственной, погибельной, порочной.

Вдруг он подумал, что все великие художники писалиобнаженных женщин именно поэтому — чтобы избавиться от наваждения, сделать егопубличным, потому что в одиночку выносить это было почти невозможно.

— Ты меня убьешь, — пробормотал он, закидывая голову.

— Так тебе и надо!

И он знал, что она права — так и надо, только так и надо, иневозможно по-другому, и все другое просто обман, пустышка!..

Он не понял, когда ее буйство приостановилось, и оназадышала чаще, и звериные когти вдруг убрались, и остались только проворные исильные женские руки, которые ласкали его. Он не понял, когда прекратилсяпоединок и они оказались вместе по эту сторону вселенной!..

Теперь он готов был разорвать ее на части, и приходилосьстрого контролировать себя, чтобы на самом деле не разорвать, и он вроде быконтролировал, все время опасаясь, что ему не хватит сил.

И в какой-то момент их действительно не хватило.

Я больше не смогу. Я умру, ну и пусть.

Если это единственная оставшаяся у меня возможность, значит,так тому и быть.

Его пантера, превратившаяся в женщину, кусала его за плечо,кажется, больно, и в ушах звенело, и он точно знал, что будет дальше, —впрочем, никто не знает, что случается, когда небо падает на землю, потому чтоживых после этого не остается и некому рассказать!

Теперь он поймал взглядом ее глаза и больше не отпускал, идаже придержал руками ее голову, чтобы она не смела их отводить, и он сказалто, что имело для него значение, то, что стало очевидным именно в эту секунду.

— Только ты, — сказал он.

И на миг все остановилось, и потом понеслось вскачь, всеближе и ближе к пропасти, за которой неизвестно что — ведь никто не знает, чтослучается, когда небо падает на землю! Его не пугала пропасть, и не пугаловообще ничего, и он мимолетно удивился, что эта женщина так долго от негопряталась, и когда, ударив в последний раз, замерло и развалилось на мелкиекусочки сердце, он точно знал, что все это — не зря. Неспроста.

Он не отказался. Нельзя плевать судьбе в лицо!..

Когда он стал соображать, выяснилось, что лежат онипочему-то не на кровати, а на полу рядышком и Ника, свернувшись калачиком иотвернувшись от него, тяжело дышит, и он даже испугался, что она плачет.