На запястьях ее появились широкие браслеты. И заметила их не только я…

— И скоро ты нас покинешь? — Кэед теперь не расставалась с вышивкой. Шелк. Нити. Крохотный кованый коготь с острой кромкой, которым удобно было эти нити подцеплять. Плетеная рама, установленная у окна. Полотно на ней. И тень будущей картины. Я старалась не смотреть, почему-то испытывая глубокое чувство вины, хотя разумом понимала, что никакой такой вины за мной нет и быть не может, что, наоборот, я даю ей шанс.

Всем нам.

— Он собирается строить дом… у них мужчины живут в общем доме, пока не найдут себе женщину… и тогда начинает строить дом, в который она может войти хозяйкой. — Шину стала спокойней. Сдержанней. Появилось в ней какое-то внутреннее достоинство. Уверенность женщины, знающей себе цену. И боюсь, в этом не было моей заслуги. — Им скоро дадут землю, и тогда…

В общем, жизнь шла своим чередом, когда в доме появился гость.

Он шел по улочке неспешно, позволяя себе любоваться, хотя любоваться особо было нечем. Высокие заборы. Крыши домов, выглядывавшие над ними. Дерева, облепленные инеем.

Тишина.

Покой.

И ощущение, что этот человек в темных одеждах оказался здесь не просто так. Наброшенный на плечи плащ сбился, завернулся, показывая богатое меховое нутро. Шапкой он и вовсе пренебрег, несмотря на то что с утра крепко подмораживало.

Я обратила внимание на хорошие сапоги. И сумку, выглядевшую весьма потрепанной, и вкупе с плащом и платьем это как-то слишком уж бросалось в глаза.

— Добрый день, — сказали мне. И я ответила на приветствие.

Это тот, который говорил о красоте.

Зачем явился? Платок вернуть? Продолжить беседу? Или не ко мне, но… он разглядывал меня, а я его, отмечая, что мужчина не стар, но и не молод. Утомлен, пожалуй, однако эта усталость не имеет ничего общего с физической, что появляется после тяжелой работы. Отнюдь. Он устал глобально.

От жизни?

Я моргнула.

И человек поклонился. А затем молча достал из сумки весьма характерного вида тубу, которую и протянул мне.

Разрешение.

Треклятое разрешение, получить которое я уже и не надеялась. А теперь оно было… алый шелк. Полдюжины печатей и…

— Благодарю, — только и сумела произнести я.

— Не стоит.

Голос глухой и смутно знакомый, впрочем, ощущение почти сразу пропадает, сменяясь иррациональным беспокойством. Дверь открыта…

Кошка шипит.

А господин не спешит уходить. Чего он ждет? Приглашения? Что ж… отчего бы и нет. В странном доме хватает необычных людей, а в том, что этот человек необычен, я не сомневалась. Кошка так и не соизволила показаться на глаза. Однако присутствие ее не скрылось от господина. Нос его дернулся. И он произнес:

— У вас опасные знакомства.

— Какие уж есть… — Я почувствовала немалое раздражение. — Надеюсь, это не запрещено законом?

— Отнюдь. Во всяком случае, до тех пор, пока вы кого-нибудь не убьете.

Прозвучало предупреждением.

— Я не собираюсь…

— Никто не собирается, госпожа Иоко. — Он повернулся к дереву спиной, и кошка фыркнула, демонстрируя не то возмущение, не то презрение. Будут ей всякие указывать…

Его звали Яцухито, и он был чиновником.

Служил при дворе Наместника верой и правдой. Ранг? Разве это так уж важно? Главное, что в его ведении находились дела торговые… в том числе и торговые… вот он, проверяя прошения, и обратил внимание на одно прошение, выпавшее из корзины… случайно.

Конечно, как иначе… неужели видит в том госпожа злой умысел? И если так, то сумеет ли она доказать, ибо без веских доказательств невозможно обвинить человека, приведенного к клятве…

Он разглядывал мой сад.

И мой дом.

И искал кого-то? И я даже знаю, кого именно, но Кэед не спешила. А нам с гостем говорить было особо не о чем. Не обсуждать же то, как чудесно в этом году падает снег… Иоко, быть может, и смогла бы, а у меня на этот эстетизм, возведенный в высшую степень, нервов не хватает.

Она все-таки вышла.

Волосы, собранные в простой узел. Чистое лицо и россыпь рыжих веснушек. Темно-зеленое платье, которое подчеркивает эту рыжину… и плечо Араши опорой. Она шла медленно, позволяя разглядеть себя. Опустилась на медвежью шкуру. Склонила голову.

Вот уж… воплощенная кротость.

Однако господин Яцухито не поверил. Глаза блеснули, и что-то изменилось.

Неуловимо.

— Я много думал с последней нашей встречи…

А мое присутствие определенно стало лишним. Нет, правила предписывали мне остаться и зорко следить, дабы беседа не выходила за единожды установленные рамки. Вот только желания играть в надсмотрщицу не было совершенно.

И не так прост господин Яцухито, как представлялось.

— И чем могла я, ничтожная, привлечь ваш взор…

Голос Кэед звучит тихо.

Кошка спустилась.

Фыркнула и, потершись о ноги, заурчала. Несколько хвостов ее мазнули по ногам… несколько? Почудилось. Кажется.

— И кто ты будешь? — Я присела и почесала ее за ухом. Влажный нос ткнулся в пальцы, а мурчание стало громким, дробным. — Извини, не понимаю… но убивать мы никого не будем. Ясно?

Кошка не была согласна.

Она знала, что некоторых людей стоило бы убить просто потому, что миру от этого станет легче.

Нет уж… не мне судить.

А кому?

Не знаю, но не мне…

Однако, раз уж разрешение получено — я убрала его в особую шкатулку, зачарованную от огня и воды, ибо подозреваю, что предпринимательская деятельность матушку не обрадует, — стоит вплотную заняться лавкой.

Уборка… уборка, пожалуй, самое простое… можно кого-то нанять, что весьма разумно, поскольку пусть мои девочки и смирились с необходимостью обходиться без посторонней помощи, но это еще не значит, что они способны освободить стены от слоя грязи. Тем более застарелой, нараставшей годами.

Нет, здесь нужен кто-то более опытный.

А еще крышу переложить.

Пол настлать, поскольку как-то вот земляной, подозреваю, не слишком вяжется с образом бутика, пусть и с поправкой, что этот будущий бутик расположен едва ли не в заднице мира.

Сундуки отчистить.

Придумать что-то вроде прилавка. Местная привычка сваливать товар в кучи с точки зрения коммерции была сущим безумием. Тем более когда дело касалось товара дорогого…

Найти продавца.

Я рассчитывала на Шину, но у нее появились иные интересы и… с другой стороны, она вполне может остаться за обещанный процент… надо подумать, а заодно решить, что же с матушкой делать.