Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Переговоры? С кем переговоры?
– С небесами, – выговорил Алфлутоп с великой неохотой.
– Что-о-о? Просить прощения?
Остальные задвигались, Алфлутоп попятился, у всех такой вид, что готовы схватить и разорвать в клочья.
– Почему просить? – вскрикнул он отчаянно. – Почему прощения?
– А что еще?
– Я же сказал, переговоры!
– Какие могут быть переговоры с теми, кто сверг нас сюда?
Алфлутоп сказал как можно более убедительнее умоляющим голосом и прижимая ладони к впалой груди:
– Говорят, человек уже примирился с Богом!
Головогрудый проревел оскорбленно:
– Это не пример!.. Эрлен, где Эрлен?.. Скажи ему!
Все повернули головы к старшему караванщику, тот неспешно дожевал кусок мяса, вытер пальцы о грязную косматую шкуру. Сколько Михаил ни присматривался, ничего от демона в нем не заметил, а когда тот заговорил голосом грамотного и образованного человека, стало понятно, что это один из грешников, когда-то в нарушение закона освобожденного самовольничающими демонами от наказания:
– Да все просто… Создатель прислал к людям своего Сына, чтобы наладить разговор. Когда не получилось, ради возобновления союза жестоко и кроваво принес его там в жертву. Это поразило людей и склонило на его сторону.
Алфлутоп вскрикнул:
– А прощение? Что насчет прощения?
Эрлен ответил спокойным голосом интеллигентного человека, вынужденного жить среди дикарей:
– Это пропаганда, если понимаете, о чем я реку. Сын Божий принес себя в жертву во имя искупления прошлых обид и нового союза. А так как нет жертвы выше, сами понимаете, то люди ее приняли… не скажу, что охотно, были кровавые войны, но приняли. С того дня все людские грехи прощены, счета аннулированы, можно с чистого листа.
Азазель тихонько хмыкнул, пихнул Михаила в бок:
– Слышал? Какой поворот!
– Не мешай, – прошипел Михаил.
– Да пока ничего важного, – заметил Азазель. – Просто переврали. Оказывается, это Творец старался примириться с людьми!
Михаил вздрогнул, прошептал в благоговейном ужасе:
– Да ты послушай, послушай!.. Неужели наша миссия принесла плоды так быстро?
Азазель спросил в недоумении:
– Ты о чем?
– Ну, мы же помогли спастись Сыну Божьему?.. Вот уже начал…
Последние слова Михаил договорил упавшим голосом, чувствуя, что несет полную хрень.
Азазель хмыкнул, а после долгого молчания буркнул:
– Ну и дурак ты, Мишка. Сыну Божьему, как его называют в простом народе, дорогу в мире людей не только протоптали, но и проторили. Все созрело и назрело, сотни проповедников шлялись по дорогам и рассказывали о скором приходе Мессии!.. Слышал про Иоанна Крестителя? Который самого Христа окрестил и сказал ему что-то типа: иди, хлопче, проповедуй!.. У кого получится, тот и будет для простого народа Сыном Божьим.
Михаил всмотрелся в демона-оборванца, и хотя непонятно, каким будет тот, которого они старательно охраняли, спасая от демонов Вельзевула, но все же эти проповеди прозвучат только через пару десятков лет, если не позже. Да и то, если спасенный ими не сойдет с уготованной дороги.
Азазель поглядывает с веселым пренебрежением, Михаил поморщился, сказал нехотя:
– Да, это я сглупил… но ты послушай, о чем говорят!
Азазель осторожно выглянул, демоны заканчивают трапезу, прислушиваются к спору. По виду половина из них люди, что вполне может быть и в самом деле. Уже давно в Аду диктат небес начали считать простыми соглашениями, а в последнее время здесь решили, что все условия выполнять вовсе не обязательно. Потому те из грешников, которые могут принести в преисподней какую-то пользу, освобождаются от наказаний, их берут на службу, пользуются их консультациями и знаниями, а некоторые начинают подниматься по иерархической лестнице.
И то справедливо, поднялся же человек по имени Енох до ранга самого авторитетнейшего из архангелов, так что стал самим Гласом Господа?
Азазель послушал, лицо настолько самодовольное, что Михаил помрачнел и отвернулся, наконец Азазель сказал с прежним высокомерием:
– Я всегда глаголил, странствующие да путешествующие умнее тех, кто сидит дома, протирая штаны.
– Так это ты сказал в древности?
Азазель в удивлении вскинул брови.
– А кто еще?.. Все умное – от меня! И это понятно, не обремененные в пути домашними работами, рассуждают о таком, о чем основная масса вообще не думает, тупо и бесцельно проживая день за днем.
Михаил поморщился, чувствуя себя задетым.
– Это ты о себе не можешь не побахвалиться?.. Тем более не проверить. Можешь себе приписать все на свете. Пирамиды тоже ты построил?
Азазель взглянул с насмешкой:
– Все равно не поверишь.
– Я тоже не сидел без дела! – возразил Михаил с вызовом.
– Да? – спросил Азазель и в наигранном изумлении вскинул брови. – И что же важного ты сделал?
Михаил сжал челюсти, отвечать не стал, работа по поддержанию стабильности мироздания для всех незаметна, но если ее не делать…
Он вздрогнул, внезапно подумав, а что если в самом деле ничего бы не делал, что-то в мире изменилось бы? Ведь Господь сказал, все главное на Земле…
Стыд нахлынул внезапно, за ним следом пришли разочарование и горькое ощущение, что в самом деле занимался какой-то рутиной, что и без него бы все шло так же точно. А вот Азазель ни одного дня не терял, все узнал, все испробовал, воевал за тех и других, может быть, в самом деле он и пирамиды, сейчас уже видит, что происходит и куда мир движется, а вот он, когда-то сильнейший, теперь у него на побегушках…
С той стороны камней донесся громыхающий голос:
– Вообще-то Алфлутоп, наверное, прав… Я слышал, люди так долго сменялись на Земле, что нынешние уже не помнят, из-за чего Творец рассердился за Адама! Чем их прародитель так напакостил и за что его выставили из Эдема с таким треском, что Бог вообще с того дня не являлся ни к Адаму, ни к его потомкам? Однако со временем Создатель все же смирился с их буйством и непостоянством! Потому, как вон Алфлутоп говорит, и мы должны…
Михаил выглянул из-за камней и увидел, как головогрудый вскочил, возвышаясь над всеми, пластинки на теле затрещали, расходясь в стороны.
– Мы, – закричал он так страшно, что сидящие рядом выронили еду и пригнули головы, – мы потомство тех, с кем Он дрался! Среди нас есть те, кого он низверг с небес!
Алфлутоп горестно взмахнул руками, худое печальное лицо исказилось страданием, но смолчал. Караванщики закричали, воспламененные пламенной речью головогрудого, поднялся такой шум, что в сторонке забеспокоились и глухо взревели расположившиеся на отдых бехемы.