Михаил с облегчением выдохнул, сердце колотится, сказал вздрагивающим голосом:

– Ну и жизнь у тебя… Вот так все время?

– Правда, здорово? – спросил Азазель.

– Гад ты бесчувственный, – сказал Михаил. – Все тебе хаханьки, а для него это всерьез! Да и для меня.

– Хаханьки, – согласился Азазель, – но вообще-то у меня не такая толстая кожа, как ты думаешь. Просто жить и не хаханьичать – в петлю полезешь, а так посмотришь под особым углом, чтобы смешное увидеть, и сразу отпускает. У тебя как с юмором?

– Юмор не для серьезных людей, – отрезал Михаил.

Он неотрывно смотрел вслед ускакавшим за основным отрядом всадникам, за ними взвилось почти такое же огромное облако пыли, как и за остальными.

– А что, – поинтересовался он, – ты в самом деле многих склонил смириться с волей небес?

Азазель фыркнул:

– Смириться? Ты слышал хоть раз, чтобы я употреблял это мерзкое слово? У великих героев, подобных мне, его нет, как у Суворова не было слова «ретирада».

– Но…

– А никаких «но», – отрезал он. – Какой довод может убедить смиряться или не смиряться, если там не созрели сделать это сами? Все меняются, Мишка!.. Лестно, когда мне приписывают такие деяния, но это так… как к Чапаеву присобачивают все анекдоты. Ты как?

Михаил ответил без уверенности:

– Могу набрать вдвое больше… или даже не знаю, но вроде бы для прыжка обратно должно хватить? Мне бы не хотелось здесь задерживаться.

Азазель кивнул:

– Да. Я тоже отдохнул.

– А ты, – спросил Михаил осторожно, – как… восполняешься? Тебе не хочется попробовать…

– Как попробовал Гамалиэль? – спросил Азазель. – Нет, даже не тянет. Я давно как-то определился, что мне можно и что неможно. Хотя рамки установил для себя ого-го какие широкие, но все-таки рамки, а выходить себе запретил. Уже знаю жизнь, я же учусь не только на своей дури.

Михаил заметил с холодком:

– Когда про человека говорят, что «знает жизнь», подразумевается, что не слишком честен.

– Честность, – парировал Азазель, – это синоним глупости. А я что, похож на дурака? Потому да, я знаю жизнь, и даже знаю ее хорошо!..

– А Гамалиэль?

Азазель помрачнел, на лице проступило выражение сожаления.

– Если бы только один Гамалиэль, – проговорил он с печалью. – Увы, он не один вышел за рамки… а я вот могу учиться и на чужой дурости, хотя на своей, конечно, запоминается лучше. Ну ты это по себе хорошо знаешь… Ладно, соберись. Я нацелюсь и задам вектор, а ты подключайся со всей своей первобытной дурью… Только мой дом не снеси.

Михаил спросил опасливо:

– А я могу?

– Нет, конечно. Хотя кто тебя знает, если дать тебе волю. Но я не дам… Я деспот, Миша. Только деспотия спасет мир!

Он крепко ухватил Михаила за локоть, мир застыл, а затем разом вспыхнул жарким огнем, словно они влетели в недра Солнца, тут же все поглотила извечная тьма, раздался грохот, в немыслимой дали проплыли обломки исполинских миров, в черноте двигаются страшные фиолетовые смерчи, что сметают звездные рои и закручивают их в спирали с жуткой скоростью все быстрее и быстрее, в темноте появляются непонятные дыры, ведущие в Ничто, ужасающие отсутствием даже времени и пространства…

Он смутно чувствовал, как его подошвы ударились о твердое. Перед глазами еще уплотненные складки пространства, но уже ощутил, что тело его в уютной кладовке Азазеля, рядом слышится надсадное дыхание, затем в сознание прорвались слова:

– Ну ты и… Чуть нас не оставил там!

– Где? – просипел не своим голосом Михаил.

– Где-где, – переспросил Азазель нервно, но не досказал, только вздохнул тяжело и с хрипами. – Знал бы… где!

Зрение прочистилось, хотя сердце еще колотится в ужасе, по телу проходит волнами частая дрожь, но уже увидел ручку на двери и засов, дотянулся, но покосился на Азазеля.

– Ты как?

– Есть и пить, – огрызнулся Азазель. – Я же человек, не то что ты, пернатое! Я только так восполняю…

Михаил смолчал, Азазель не только так восполняет, ну да ладно, открыл дверь в солнечную прихожую и шагнул за порог. Вообще-то два роскошных окна в стене не окна, а экраны, где всегда прекрасная погода, но какая разница для человека, он согласен на любой обман, если это приятный обман.

В гостиной их услышали, первой выскочила Обизат, обгоняя Бианакита. Ее огромные зеленые глаза впились взглядом в его лицо, он почти ощутил ласковое прикосновение, словно пахнуло теплым воздухом.

– Целы? – спросила она с тревогой и беспокойством.

Азазель ухмыльнулся:

– Шутишь?.. Всего лишь прогулочка на свежем воздухе!.. Красиво, мирно, тихо, даже вспомнить нечего. Мишка вообще заснул. Я его толкаю, чего спишь, а он говорит, Обизат снилась, не хочу просыпаться… Я постеснялся спрашивать, как именно снилась.

Обизат мило покраснела и сказала счастливым голосом:

– Правда?.. Я старалась. Какие-то новости есть?

– Задача выполнена, – сообщил Азазель. – Давайте за стол, расскажу подробности. Мишке такое не доверю, он скучный и занудный.

Михаил молча направился на кухню. Если Азазель говорил насчет стола, то явно не о том рабочем, что у него в комнате, именуемой кабинетом. Похоже, и правда все важные вопросы решаются на кухне, а за красивыми канцелярскими столами только облекаются в торжественные и обтекаемые формулировки.

Обизат за кухонным столом с обожанием смотрела на самого великого воина, Бианакит ожидающе поглядывал на обоих, Азазель с рассказом медлил, а пока Сири неуклюже расставляла манипуляторами на столе блюда, создал четыре великолепных блистающих бокала и, наполнив их темно-красным вином, кивком велел взять в руки.

– Все удалось, – сообщил он. – Нет-нет, мы не закрыли портал, как ожидает Обизат, не все так сразу, но узнали его местоположение.

– Где? – поинтересовался Бианакит. Он, без церемоний и не дожидаясь тоста, отпил половину содержимого бокала, взглянул поверх края на Азазеля: – Нам… доступно?

– Хороший вопрос, – одобрил Азазель. – Сразу чувствуется воин. С любых высот в любое место… А придется в самом деле с наших высот. И глубоко… За свершения!

Бокалы встретились над серединой стола, звякнули, коснувшись краями. Азазель осушил разом и сказал на выдохе:

– Но сперва нужно кое-что уточнить.

Бианакит сказал с настороженностью в голосе:

– Судя по голосу, «кое-что» это «много чего»?

– Это зависит, – ответил Азазель. – Для кого-то многое, а для нас… смотря кто мы. У Гамалиэля узнали, где портал, осталось узнать, кто охраняет, какие ловушки, и, главное, почему о нем никто не знает.