Северный ветер разбудил рейнджеров. Одни ощупью искали плащи, другие улеглись под кусты, прячась от ветра. К счастью, с нами были лошадиные попоны.

Лошади страдали не меньше людей. Повернувшись задом к ветру, они легли на землю, подобрав под себя ноги. Бедные кони дрожали, тяжело вздымались их крутые бока. Они перестали даже щипать траву.

Мы могли развести костер, так как вокруг нас было много горючего материала. Кое-кто среди рейнджеров уже собирал хворост, но благоразумные товарищи остановили их. Особенно резко возражали против костра трапперы. Ни холод, ни ветер, ни темнота, говорили они, не мешают индейцам бродить по прериям. Часть краснокожих могла вернуться за буйволиной шкурой, то была не простая шкура, а парадный плащ одного из вождей. На изнанке чернели иероглифы, — должно быть, описание подвигов краснокожего героя.

Костер привлечет внимание индейцев, и мы поплатимся жизнью за свою неосторожность. Лучше померзнуть немного, чем лишиться кожи на макушке.

Таков был совет трапперов.

Однако Рубби не собирался погибать от холода. Он умел разводить костры в открытой прерии, незаметные даже с близкого расстояния.

Я с интересом следил за его маневрами.

Он собрал целую груду сухих листьев и травы, хворосту и сучьев, выкопал яму в один фут глубиной и десять дюймов в диаметре. Положив на дно траву и листья, он высек из кремня огонь и с помощью трута и огнива, с которыми никогда не расставался, развел в яме костер. Поверх пылающей травы он набросал щепок, затем уложил рядами крупные сучья. Наконец яма была полна до краев. Тогда траппер, как крышкой, накрыл яму заранее приготовленным куском дерна, вырытым вместе с землей. Присев на корточки над костром, Рубби накинул на плечи ветхую попону, плотно укутался и завернул в нее ноги.

Траппер был похож на колокол, установленный на грядке. Легкий дымок выбирался из-под рваной попоны, но огня не было видно. Рубби добился своего: он больше не страдал от холода.

У него нашлись подражатели. Гаррей соорудил такой же подземный костер, и рейнджеры воспользовались остроумным и простым изобретением Рубби.

Гаррей пригласил меня к своему «очагу». Присев рядом с младшим траппером, я закрылся огромной буйволиной кожей. Стало тепло, словно я грелся у жаровни. В другое время я, безусловно, посмеялся бы над комическим зрелищем вместе со своими товарищами. Девять человек сидели на корточках на небольшом расстоянии друг от друга, и сизый дым выбивался из-под попон и плащей, окружая ореолом их головы. Можно было подумать, что люди медленно тлеют.

Всю ночь дул леденящий ветер, шел дождь и мелкий град. Царила полная темнота. Пускаться в путь было невозможно, так как ветер задул бы факелы, если б мы решились их зажечь. Нечего было думать о выступлении до рассвета, если не стихнет ветер.

Подземные костры мы разложили около полуночи.

Бюллетень погоды: град, дождь, ветер и темнота.

Спутники мои дремали, уткнувшись головами в колени. Но для меня не было ни отдыха, ни сна. Я отсчитывал часы и минуты, но секунды казались мне часами.

Казалось, что ветер, дождь и град составляют неотъемлемую сущность ночи. Пока длилась темнота, бушевала непогода. Но к утру тучи рассеялись, и засверкало солнце.

Наскоро позавтракав дикой индейкой, убитой накануне, и окороком явали, рейнджеры оседлали лошадей, и мы поскакали вслед за индейцами по тропе войны.

Глава LXXIX

ВТОРОЕ ПОСЛАНИЕ

Путь лежал на северо-запад, как было сказано в записке Изолины. Должно быть, пленница, понимавшая наречие команчей, подслушала дальнейший образ действий индейцев. К тому же большинство команчей говорит по-испански. Дело в том, что в старину к ним проникали миссионеры, пытаясь мирным путем покорить вольнолюбивые племена. Наконец, благодаря смешанным бракам, в жилах многих индейцев течет испанская кровь.

Через два часа мы добрались до места, где ночевали Команчи.

С тысячью предосторожностей подкрались мы к покинутому становищу. Если бы нас увидел хоть один индеец, дело наше было бы проиграно. Узнав, что по тропе войны пробираются белые, команчи вернулись бы обратно и перебили всех нас. Возможно, что кое-кто среди нас или даже мы все ускользнули бы от опасности, но рухнул бы план спасения Изолины.

Я говорю «план», потому что он созрел у меня ночью. Бессонная ночь не пропала даром.

Итак, мы подошли к ночному лагерю индейцев. Еще дымились под золою сучья. Людей мы не встретили, только стая пятнистых волков рыскала вокруг лошадиных костей и шкуры.

По виду лагеря можно определить, к какому племени принадлежат наши недруги.

Торчали шесты снятой палатки, под которой ночевал, вероятно, вождь. То были свежесрубленные стволы, вбитые в землю по окружности и связанные сверху ремнем. Затянутая парусиной палатка представляла правильный конус. Такие палатки разбивают только команчи.

Рубби не преминул похвастать своими познаниями.

— У кикапу, — сказал он, — палатки цилиндрические. Уаку и витчиту наклоняют колья, но оставляют сверху пустое пространство, чтобы вытягивало дым от костра. Делавары и паунайсы разбивают палатки так же, как и белые, но они иначе раскладывают костры: поленья соединяются в центре и лучами расходятся во все стороны, как спицы в колесе. Черокезы и чоктаусы кладут дрова параллельными рядами и поджигают их только с одного края, подвигая полено по мере того, как оно сгорает. Видите, как здесь лежат дрова: они горели целиком. Так поступают одни команчи.

Рубби определил также, что индейцы снялись с лагеря на рассвете, в одно время с нами. Нас отделяло расстояние, которое можно покрыть в два часа. Торопились они не оттого, что боялись преследования. Мексиканские войска были отвлечены войной с Техасом, а с нашей стороны команчи не ожидали нападения, считая, что мы не заинтересованы в судьбе пленных.

Команчи, должно быть, спешили, чтобы успеть поохотиться на бизонов, которые с началом северных ветров уходят в горы.

Последняя догадка была высказана трапперами.

В волнении проезжал я по лагерю.