Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что случилось?
– Эмир. Служитель. Там… пожар. – Она отрывисто выдохнула. – Эмир был в храме, защищал других служителей и пытался вывести их из храма.
Он знал, что она скажет, прежде чем она это произнесла:
– Он не выбрался.
Эти слова, произнесенные вслух, стали словно ударом в грудь. Эмир, старый служитель, которого он защищал от свидетелей. Который знал, кто на самом деле Хассан. Который привел сюда Орден.
Эмир, которого Хассан видел в своем видении стоящим рядом с собой на маяке Назиры.
Этого не может быть. Хассан его видел.
– Ты уверена? – вопрос царапал его горло.
Она кивнула, ее глаза были такими же пустыми, каким и чувствовал себя Хассан.
– Я только что узнала. Пришла рассказать тебе.
Это было невозможно. Эмир был в видении Хассана. Ему полагалось быть с ними, когда они вернут Назиру. Он не мог умереть.
Снаружи палатки раздались громкие голоса и нарушили наступившую тишину. Казалось, что собралась толпа. Хассан глянул на Пенроуз.
– Что происходит? – спросил он ее.
– Давай, – мягко сказала Пенроуз. – Они тебя ждут.
Хассан снова глянул на Кхепри, а его желудок сжимало смятение. На ее щеках все еще виднелись следы от слез. Он не двинулся.
– Иди, – сказала Кхепри, отпуская его.
Онемевший, он вышел наружу, туда, где собралась остальная часть армии и беженцев. Над общим шумом поднялся один голос, и взгляд Хассана нашел Осея, стоявшего лицом к другим. Остальная стража стояла позади него.
– Месяц назад свидетели захватили Назиру под командованием человека, называющего себя Иерофаном, – сказал Осей. – Он считает одаренных чумой, с которой пообещал покончить. Он наполнил уши последователей злой ложью, ложью, которая продолжает распространяться по землям Херата и за их границы. Ложью, разделившей семьи и посеявшей страх в сердца многих. Ложью, которая показала Иерофана таким, какой он есть на самом деле.
Хассан огляделся. Беженцы и солдаты были заворожены, загипнотизированы Осеем. Медленно, со все нарастающим страхом Хассан понял, что делал мечник.
– Но пророки предвидели возвышение Иерофана, – сказал Осей. – Они увидели, что принесет тьма. Ради блага человечества до этого момента мы хранили это в секрете, но это правда, пророчество, предвидевшее восхождение Иерофана и наступление века тьмы.
По толпе пробежал пораженный и испуганный шепот. Хассан просто стоял, а его собственные мысли безумно крутились в голове. Ему нужно было остановить Осея. Ему нужно было не дать ему произнести следующие слова.
Но его ноги налились свинцом. Его рот опустел, в нем не было слов. Он мог лишь стоять и слушать.
– Но последнее пророчество Семи пророков говорило не только о тьме. Они также видели свет. Новый пророк, рожденный почти столетие спустя после исчезновения Семи. Пророк, который может узреть будущее и остановить свидетелей. Пророк, живущий среди нас. – Осей протянул руку, а его глаза впились в Хассана. – Вот он. Принц Хассан Сэйф, наследник трона Херата – последний пророк.
Толпа перевела взгляд с Осея на Хассана. На их лицах был написан восторг. У некоторых в глазах стояли слезы.
Хассан едва мог дышать.
– Наш пророк взглянул в наше будущее и увидел предначертанную нам судьбу – остановить Иерофана и век тьмы. Эта битва за будущее королевства. Встаньте рядом с пророком и помогите нам освободить народ Назиры и защитить одаренных. Встаньте рядом с пророком, и мы все – народ Херата, Паллас Атоса и других шести городов и земель за ними – сможем выйти из тьмы на свет.
– Свидетели нас не победят! – раздался крик из толпы. – Мы их победим. Я пойду за пророком!
Словно одно целое, вся толпа закричала:
– Я пойду за пророком!
Эти слова пронеслись по всей толпе. Их повторили все: стража, солдаты и беженцы. Все, кто верил в Хассана.
– Я пойду за пророком.
Их взгляды набегали на Хассана, словно волны, такие мощные, что ему пришлось отвернуться. Их голоса затихли и превратились в низкий гул в его голове, когда что-то из темнейших уголков его разума прошептало ему:
«Ты не пророк».
Если то, что Эмир стоял рядом с ним в видении, – неправда, то как насчет всего остального? Что в действительности видел Хассан – видение или сон?
«Ты не пророк».
Это не могла быть ложь. Он это видел. Оно казалось настоящим. Оно казалось правдивым.
Или он просто убедил себя в этом? Эмир погиб. Видение не могло быть настоящим. Так кем это делало Хассана? Если он не был последним пророком, то кем?
Принцем без королевства. Мальчиком без дара.
Лжецом.
![Грядет Тьма Грядет Тьма](https://pbnuasecond.storageourfiles.com/s18/124028/img/i_005.jpg)
![Грядет Тьма Грядет Тьма](https://pbnuasecond.storageourfiles.com/s18/124028/img/i_004.jpg)
МЕДЕЯ БОЛЬШЕ НЕ БЫЛА ДЕРЕВНЕЙ – она стала могилой.
Тела селян лежали прямо там, где они упали, когда умерли, только теперь они сгнили и обратились в кости и пыль. Никого из них не потревожили; даже шакалы и дикие кошки больше не приходили в это место. Деревья стояли в молчании, лишенные пения птиц. Муравьи и цикады сбежали.
Беру прошла очень долгий путь, чтобы добраться до места, где началась ее жизнь.
Гектор почтил ее просьбу вернуться в деревню. Это Беру колебалась, она сомневалась, когда их поезд остановился на станции Тель Амота. Не потому, что она боялась того, что впереди, а потому, что не могла взглянуть на то, что оставила позади. Теперь в этом месте сошлись ее прошлое и будущее – два конца единой нити, невозможное начало и неизбежный конец.
Хруст утрамбованной грязи под их ногами был единственным раздававшимся звуком, пока они пробирались к пустой площади. Раньше именно здесь деревенские жители устанавливали рыночные лотки, чтобы продавать свои товары проходящим через деревню караванам. Беру все еще помнила запах жарящегося мяса и сухой выпечки, почти слышала смех детей и смешивающиеся голоса сплетничающих соседей и торгующихся продавцов.
А теперь здесь стояла тишина. Арки из песчаника стояли по бокам площади. Магазины с плоскими крышами, лишенные навесов, остались пустыми.
Гектор остановился рядом с Беру.
– Здесь никого нет, – сказал Гектор, его темные глаза осмотрели площадь. Он глянул мимо храма Бехезды и старой часовой башни на искривленный платан, вырвавшийся из потрескавшейся земли.
Пять скелетов лежали полупогребенными в земле вокруг него. Один был маленьким – ребенку, которому он принадлежал, было не больше восьми лет.