Привлекать орловских братьев к своей проблеме я не стал, ибо, чего уж сейчас греха таить, не всё в общую казну тёмной гильдии отдавал. И ента бы обязательно всплыло, коли удумал просить их о помощи! Ведь значимый кусок пирога я себе, так сказать, на пропитание откладывал. На безбедную старость своим внучатам, коих у меня, правда, покамест нет и не планируется… Ну, не в ентом суть! А в том, что решил я своими силами попробовать воротить «честно заработанное», да не срослось, ибо власть нашей ячейки лишь в Мирграде вес имела… В орловской столице мне так и заявили местные дружинники: мол, не указ ты нам, прохиндей замухрышистый! У себя там, дома, требуй чего угодно, а в Орёлграде ты никто и звать тебя никак, посему шлёпай-ка до дому, до хаты, пока бока не намяли. С холкой в довесок. Ну не скоты⁈ Шакалы пернатые!.. Ну и что мне делать было? Пришлось возвращаться ни с чем… — Тихомир неожиданно подпрыгнул, взвизгнув при этом так своим тонким голоском, что, казалось, уши заложило у всех в округе. Нынешний вожак Ночного Братства явно уже не опасался, что его кто-нибудь может услышать.

— Ты хоть представляешь, какой ента был позор⁈ Сколько сраму я натерпелся⁈ Сколько насмешек и оскорблений выслушал от того же Туруза, да чтоб его сгнившими телесами черви земляные подавились! Причём отчитал он меня при всех, как нерадивого, зелёного мальчонку! Вот ведь гад, а! Чудом оставил во главе мирградского крыла душегубов, при условии, что ворочу всё утраченное… Погань такая! Ну ничего, я с ним поквитался… Твоими лапами! — атаман разбойников успокоился, снова гадливо расплывшись в мерзкой щербатой улыбке. — Но не будем забегать вперёд, усё по полочкам разложим, то бишь по порядку… Итак…

Тихомир пребывал в каком-то нездоровом возбуждении, явно неоднократно представляя себе в грёзах сонливых подобную ситуацию, когда выскажет рыжебородому недругу всё, что у него накипело за три года. И вот свершилось: могучий оппонент повержен, избит и надёжно скован. Посему можно, наконец-то, и речь ядовитую толкнуть, благо репетировал он её, очевидно, не раз и не два.

— Итак, к Святославу в советники я напросился да втёрся затем в доверие без особых проблем: как раз тогда было дело, когда ты с ним поругался да на Первую заставу отвалил, то бишь в ссылку по государеву указу. Яромир в то время в горестном запое свои тоскливые будни скрашивал в «Четырёх копытах» после отчаянной выходки Курьяна, подпортившего свадебку Мирославу и Верее проникновением в самый разгар празднества в хату к воеводе. Да-а-а, лихим душегубом был правая рука Ждана Зайца, чего уж там… Какого шороху в столице навёл, прям любо-дорого… Это я ему, кстати, подсказал, где избушка Яромира находится! Хотел поначалу на твою халупу указать, да решил, что перво-наперво надобно почву из-под ног у княжеского воеводы выбить… И не ошибся ведь с расчётом!.. — Тихомир довольно причмокнул, предавшись приятным воспоминаниям. — Ну так вот, о чём я? Да, третий ваш, самый мелкий, Мирослав то бишь, тоже от князя отдалился. Похоже, из-за несогласия с решением властителя сослать тебя на Первую заставу. Вот и получилось так, что правитель Мирграда один-одинёшенек остался, без друзей да советчиков, а тут я очень вовремя объявился! Представился, предложил свои услуги… Да-да, рыжий зубр, Святослав знал, кто я! Посему, кстати, может, и приблизил к себе… Уж больно он нашего брата уважал да опасался. На мой взгляд, сверх меры… Но мне ента только на руку сыграло! А вам он не сообщил, кого пригрел, ибо очень боялся порицания трёх своих лучших дружков! Вы бы явно не одобрили подобного мне человечка при князе, в пух и прах расколошматив его честную, в принципе, душеньку своими негодующими «фи»! Он, по-моему, потому и пить-то начал так сильно, глуша совесть во хмелю, ибо чувство вины, недосказанности, нужда утайки терзали его порядком… Уж я-то знаю, сам государю охотливо подливал медовухи с пивом да кислухи багряной, а опосля сочувственно выслушивал пьяные жалобы по поводу того, как тяжко в очи вам зыркать, скрывая неприятную правду…

Тихомир радостно хрюкнул, глядя на то, как помрачнело лицо Ратибора, а затем продолжил изливать откровение за откровением на рыжую гриву молчаливого витязя, давно уж произнёсшего свои последние слова.

— Ну так вот, как же я вам напакостить решил? В принципе, насколько понимаю, вы и сами додумкали. Да-да, это не кто иной, как я собственной персоной, сообщил Курьяну про ваш поход двухгодичной давности в Борград! Тот самый, когда вы с Емельяном и Златой отправились сопровождающими якобы к жениху белобрысой княжны. Признаться, рассчитывал, что собранная Курьяном шайка, насчитывавшая под пятьдесят носов, разделает вашу братию под орех без особых проблем… Да ошибся я, недооценил вас, дуболомов!.. Знатно, конечно, вы их всех там положили, в «Дальней дороге», превратив тамошний кабак в кладбище. Ну, что теперь поделать, не свезло разобраться с вами по-быстрому!.. Тогда я начал осторожно вливать князю в уши наговоры на тебя. Мол, неуправляем, не уважает, не ценит особое к себе отношение, приказов не слухает… Под хмельком, капля за каплей хорошо барабанил тот яд по ушам властелину, я тебе доложу…

— Кстати, насчёт яда, — прервал монолог изворотливого прощелыги, а заодно и своё молчание Ратибор. — Раз уж дошли до него… Никак не могу уразуметь, яко же ты князю умудрился дважды в жратву отравы подсыпать? Тебя ведь не было в тереме при второй попытке отравления. На пару с Брадигостом, что ль, действовали? Он, как помнится, в свою очередь, отсутствовал в замке при первом покушении! Но как вы попали на княжескую кухню⁈ Емелька ведь прав: это ж святая святых, куда пущали лишь избранных, то есть особо доверенных, коих по пальцам одной руки можно было пересчитать, да ещё лишние персты опосля оставались… Стерегли на входе в стряпошную жёстко пара верных, как собаки, дружинников, таракан не прошмыгнёт!..

— А-х-а-х-а-х, ты так ничего и не понял, тугодумный рыжий черепок⁈ — Тихомир громко заржал, аки сивый мерин перед случкой. — Это была она, дурашка ты глуподырый! Она! Доступ ежедневный на кашеварню ведь кто имел: Радислав с его поварятами, князь да… княгиня, конечно же! — главный советник наслаждался враз побелевшим от шока лицом Ратибора, поражённо выдохнувшим: — Брешешь, собака!..

— А вот и нет! С чего бы мне сейчас лгать тебе? Наоборот, всю правду изливаю, как есть! — прошипел Тихомир обиженным тоном, впрочем, тут же повеселев.