Он сделал еще несколько шагов – зашуршали ветки, сладко запахло фруктами.

– О! – обрадовался Мартин. – Персик! Кусака, хочешь, тебе тоже сорву?

Раздалось сочное чавканье. Виктория покосилась на Макса – тот поморщился.

– Разделяемся, – тихо проговорил он. – Вики, будь осторожнее.

Волшебница недовольно кивнула и сделала шаг в сторону. И замерла – из темноты послышалось рычание. Впереди цыкнул Мартин, запустил светлячок – и вполголоса выругался. Их тройка была окружена стаей волков. Кольцо сжималось, и намерения у магической стражи были самые прозрачные.

– Подчиненные, – прошипел Тротт. – Придется пробиваться.

– Я попробую договориться, – Вики дернулась вперед, охнула, ощутив на запястье крепкий захват. Рядом встал мигом посерьезневший Мартин, потянул ее себе за спину.

– Стой, героиня. Под мой щит они не пройдут. Двигаемся дальше.

Виктория незаметно потерла запястье. Наверняка синяки будут.

– Я бы не был так в этом уверен, молодой человек, – раздался невозмутимый голос, над ними вспыхнули десятки светлячков, целая иллюминация, и они на мгновение ослепли. Мартин вдруг покачнулся, сжал зубы и нахально улыбнулся хозяину «заповедника», нежно почесывающему одного из волков за загривок и попыхивающему трубкой.

– Сильно бьете, уважаемый коллега. Всех гостей так встречаете?

Въертолакхнет рассматривал их с удивлением, как чудесных букашек, приземлившихся на нос. Поднял руку – Мартин снова дернулся и улыбнулся еще шире. Старый маг нахмурился, пошевелил пальцами – и со страшным гулом затряслась, запрыгала под ними земля; волки выли в ужасе, пытаясь отползти на брюхах, с влажными шлепками сыпались с деревьев персики, но фон Съедентент, сбитый с ног, держал щит, хотя удары сыпались один за другим.

Макс уже открывал Зеркало, когда Мартин придушенно простонал:

– Почтенный Гуго, мы, кажется, в позиционном тупике. Может, поговорим?

Толчки прекратились, и маги перевели дух.

– Что вам нужно? – поинтересовался хозяин поместья. – Постойте-ка, постойте…

Один из светлячков, легко проскользнув сквозь щит, подлетел к лицу фон Съедентента, осветил его – блакориец раздраженно отмахнулся, и тот улетел к Виктории, уже поднявшейся на ноги с такой милой улыбкой, будто она просто решила ночью погулять по саду, а после метнулся к недовольно поджавшему губы Максу.

– Фон Съедентент? Лыськова? Тротт? – изумленно проговорил старый маг. – Я просто не знаю, что сказать. Это возмутительно, коллеги. В чем причина проникновения? Если вы хотели увидеть меня, можно было просто договориться о встрече.

– Это не он, – вполголоса произнесла Виктория. Друзья синхронно кивнули. И так понятно было, что не он.

– Профессор, позвольте мне объяснить, – Макс прошел вперед, вышел за щит и невозмутимо двинулся мимо приходящих в себя волков. Одного, попытавшегося цапнуть его за бедро, не поворачиваясь, отправил в стазис. Кустистые брови Въертолакхнета поползли вверх – он, казалось, не мог поверить такой вопиющей наглости.

– Мне приятно встретиться с вами, – Тротт протянул руку, и старик неохотно ее пожал. – Жаль, что это произошло при таких обстоятельствах. Дело в том, что мы ищем нашего друга. Александра Свидерского.

– Алмаз сегодня про него говорил, да, – задумчиво сказал Гуго. – И мы встречались несколько раз, сильный маг, да. Но с чего вы взяли, что найдете его здесь? Думаете, мне заняться нечем, кроме как похищениями?

– Если позволите, – ровно проговорил Макс, – мы проверим. И уйдем.

– Неслыханная наглость! – возмутился старый маг.

– Я могу компенсировать вам неудобства, – Тротт сделал паузу. – Слышали об орхидее Тонирус? Она цветет только в полнолуния, цветки твердеют и издают нежный звон.

На слове «нежный» сзади фыркнул Мартин.

– Я привез несколько луковиц из экспедиции на юг Тидусса, – продолжил Макс.

– Что вы мне говорите, профессор, – пробрюзжал старик, – она не растет нигде кроме как в одной долине, на единственном склоне. Метр от ареала обитания – и погибает.

– Я сделал так, что не погибает.

Гуго вздохнул.

– Осматривайтесь. Я пойду спать. Волчки вас не тронут. Но, – он погрозил пальцем, – пионы я вам не прощу.

Маг развернулся и ушел, попыхивая трубкой. За ним потекла стая волков, растворяясь в саду. Тройка друзей обалдело смотрела ему вслед.

– Он что, правда ушел спать? – недоверчиво спросила Виктория.

Мартин хохотнул.

– Может, там впереди ловушки, и ему не о чем беспокоиться. К утру от нас ничего не останется.

Вики передернулась.

– Хватит болтать, – окликнул их Макс. – Осмотрим тут все для успокоения. И к Чернышу.

Они уже заканчивали, когда у фон Съедентента зазвонил телефон.

– Да, – сказал он в трубку. – Да, господин Тандаджи. Мы сейчас будем, пусть Кляйншвитцер проведет ее высочество прямо в мой дом. Он знает ориентиры. Конечно, мы поможем. Если принцесса действительно способна найти сестру, разумно объединить усилия.

Ночь с пятницы на субботу, 30–31 декабря

Катерине Симоновой было страшно до отупения. За тяжелой, черной от старости дверью тихо переговаривались охранники. Было холодно и голодно: еда, которую ей предлагали, не лезла в горло, да и организм требовал другой пищи, пусть и чувствительность к чужой ауре, болезненно обостренная ранее, была притуплена какой-то дрянью, которую ей вкололи, когда повторно привели сюда. А там, наверху, когда в комнату вошла Марина, Кате пришлось очень туго. Она выть была готова от голода.

Впервые герцогиня увидела Марину не как человека, подругу, изящную и немного нервную девушку с ехидно или сочувственно поблескивающими глазами – в зависимости от ситуации, – а как живой факел, согревающий особым теплом. К ней было невозможно не тянуться. Катя сдерживалась до боли в скулах и спазмов в диафрагме и почти с облегчением позволила увести себя из помещения, где находилась принцесса Рудлог.

Сейчас, сидя в полутемной пещере – освещалась она только тусклым магическим светильником, – укутанная в шерстяное одеяло, Катерина в сонном отупении размышляла о том, что стало очевидным только теперь. Видимо, она всегда ощущала это тепло. С Мариной рядом она становилась сильнее. Просто сейчас все чувства обострились – и Катя со всей ясностью поняла, что Мари, которую она помнила и смешной зареванной девчонкой, и тревожной неформалкой на своей свадьбе, и яркой дочерью дома Рудлог на балу, – не просто человек. А может, и вовсе не человек. Воплощенный огонь, притягательный и абсолютно противоположный ей, Катерине.

В доме похитителей герцогиня ощущала и холодноватые ауры находящихся рядом мужчин. Но они не вызывали никаких чувств – она оставалась равнодушна к их силе, как равнодушна кожа к воде такой же температуры. Разве что освежает немного. Их сила была слабым подобием ослепительной энергии змеептицы, которая в полете подзарядила Катерину не хуже мощного аккумулятора. И еще Симонова точно, совершенно точно ощущала нечто подобное, когда заснула в кабинете Александра. Что это было? Какая-то генетическая память о сильных мужчинах темной крови? Галлюцинации? Неизвестно. Но присутствие этого неизвестного оживило ее, подпитало: пусть немного, но все же этих сил хватило и на ритуал защиты, и на призыв птиц и змееподобного крылатого духа. И, самое главное, притушило голод в ее крови.