"Дельфин", в котором Джейн танцевала в юности, находился буквально в двух шагах от Касл-сквер, где Остины прожили целых два года, с февраля 1807 года. В другом заведении, Зале для танцев, собиралась буйная публика. Правила этого зала требовали, чтобы танцующие занимали место, указанное распорядителем церемонии, независимо от их желания, поскольку попытки пролезть без очереди становились "причиной многочисленных споров".

В Саутгемптоне было много библиотек: читательский клуб Флетчера, библиотека миссис Шит и библиотека Скелетона, выпускавшая "Газету для дам". Джейн также наслаждалась морскими путешествиями; "прогулочные суда" предлагали "дешевые и приятные экскурсии по воде". Но самые рафинированные гости Саутгемптона не задерживались в городе. Они направлялись на остров Уайт, где предавались модному развлечению — прогулкам на яхтах в Каусе.

Еще до переезда на Касл-сквер, когда Остины снимали временное жилье, Джейн снова пришлось иметь дело с домашним хозяйством, гостями и раздражавшими ее братьями. "Когда ты получишь это, — писала она Кассандре, — наши гости соберутся уезжать или уже будут в пути, и я смогу спокойно распоряжаться своим временем, освободить мозг от мучительных раздумий над рисовыми пудингами и яблочными клецками и, возможно, пожалеть о том, что не приложила больше усилий, чтобы угодить им всем".

Одним из таких незваных гостей был Джеймс; у Джейн по-прежнему не получалось ладить со старшим братом. С ее точки зрения, "его разговоры кажутся принужденными, его суждения во многом заимствованы у жены, а время он здесь проводит, расхаживая по дому и хлопая дверями", и напрасно беспокоит слуг, "звоня в колокольчик, чтобы ему принесли стакан воды".

В отличие от него, добродушный и общительный Фрэнк, привыкший к стесненным условиям жизни на борту корабля, был мастером на все руки и в Саутгемптоне с удовольствием развлекался в дамских комнатах, "делая чудесную бахрому для занавесок в гостиной". Джеймс не обладал подобными талантами. Если он не охотился, не произносил проповеди или не читал книги, то решительно не знал, чем заняться. Джейн также увидела, как нелегко живется женам ее братьев: Мэри, жена Джеймса, совсем не интересовалась книгами, а жена Фрэнка, тоже Мэри, была беременна и склонна к обморокам. Когда Фрэнку требовалось отлучиться, "Мэри весь день грустила". Джейн также понимала, что еще один ее брат, Чарльз, слишком зависим от своей новой жены, юной Фанни Палмер, которую встретил на Бермудах.

В письмах Джейн из Саутгемптона проскальзывает такое же раздражение, как и в тех, что были отправлены из Бата. Ей была не по душе бурная светская жизнь, которую вели друзья Фрэнка из числа офицеров флота, и она нисколько не сблизилась с матерью. Когда Кассандра и Марта отлучались из дома, Джейн писала, что задержка с их возвращением ее не беспокоит, поскольку "теперь я привыкла быть одна". Всегда "одна", несмотря на присутствие матери и многочисленных знакомых. Джейн превращалась в наблюдателя — язвительного и одинокого, но в то же время не страдающего от одиночества, поскольку она уже привыкла к этому состоянию.

Джейн, как всегда, чувствовала себя в долгу перед другими. Фрэнк был милым и добрым, однако Джейн не могла забыть, что именно он оплачивал все счета. Просительного тона она придерживалась даже в тех случаях, когда речь шла о ее сочинениях. "Кстати, — спрашивала она его в одном из писем, — ты не будешь возражать, если я упомяну "Элефант" в [ "Мэнсфилд-парке"] и еще два или три твоих прежних корабля? Я уже это сделала, но уберу, если ты будешь против". Джейн не осмеливалась сердить брата. "Женщина может позволить себе обращаться с мужем так, — писала она в "Гордости и предубеждении", — как не может обращаться с братом младшая сестра".

Вероятно, женская компания — Джейн, Кассандра, их мать, жена Фрэнка Мэри и Марта Ллойд — испытала облегчение, когда они покинули временное жилье и нашли себе дом. Выбранный ими район, Касл-сквер, превозносился как "тихое место, ограниченное с запада рекой, с истинно живописными видами". Дом № 3, в котором поселились дамы, не сохранился — на его месте теперь дорога со странным названием Цемент-террас. Это был "просторный старинный дом на углу", из окон которого просматривалось море. Сад был огорожен старой городской стеной, о другую сторону которой в прилив бились волны. Из окон, выходящих на запад, жильцам открывался превосходный вид на Саутгемптон-Уотер. Там иногда можно было увидеть морских свиней или даже китов, которые "выпрыгивали на поверхность воды, а затем исчезали и снова появлялись в другом месте, чтобы возобновить свои неуклюжие прыжки". Сегодня эта полоса воды исчезла: ее сменил застроенный участок суши, а многие исторические здания разрушены. Теперь не так-то легко представить себе прежнюю красоту этого места.

Особенно хорошо здесь было летом, когда можно было гулять по верху старых городских стен, протянувшихся "на милю с четвертью" вокруг города. В некоторых местах стены образуют "красивейшие террасы для садов, принадлежащих домам на Хай-стрит и Касл-сквер… откуда открывается прелестный вид на залив". Стены, солидный трехэтажный дом Остинов и зеленый сад — все это можно увидеть на старых гравюрах. Дома в Саутгемптоне стояли вплотную друг к другу, но Остинов, как всегда, привлек проблеск зелени между ними. "Мы слышали, что многие завидуют нашему дому, — писала Джейн, — и что наш сад лучший в городе".

Вероятно, именно сад был главным достоинством этого места, поскольку "просторный старый дом" находился в плохом состоянии, и потребовалось немало усилий, чтобы сделать его пригодным для жилья. Дамы, которые в Бате жили в новом, только что отремонтированном доме, сделали что могли. Туалетный столик для комнаты, предназначенной для Джейн и Кассандры, переделали из старого кухонного стола. Пришлось также заказать кровати, "сменить занавеси на окнах, покрывало на кровати и ковер". Полы в спальнях застелили зеленым сукном.

Но даже после всех этих стараний дом оставался не слишком комфортным. "Мы здесь мерзнем", — писала Джейн. Северо-западный ветер в Саутгемптоне они называли "погодой Касл-сквер", и Джейн полагала, что их ждет "суровый март, сырой апрель и ясный май". "Остерегайтесь влажных постелей в Саутгемптоне", — таков был совет мадам Лефрой. Сильный ветер повалил печную трубу — "каменщики нашли ее в таком состоянии, что просто удивительно, как она простояла до сих пор". Семье повезло, что их "не засыпало старыми кирпичами".

Затем забился водосток, и вода залила кладовую. "За последнюю неделю, — писала Джейн, — мы пережили два или три несчастья от растаявшего снега, и сражение за кладовую закончилось нашим поражением". Книги по домоводству советовали женщинам держать в таких кладовых мыло ("его следует разрезать проволокой или шнурком на продолговатые бруски и раскладывать на сухой полке"), свечи, крахмал, головки сахара ("завернутыми в бумагу"), варенье, чай, кофе, шоколад, сухофрукты, семена, рис, хлеб ("лучше всего в глиняной кастрюле с крышкой"), писчую бумагу и цитрусовые, которые "можно хранить длительное время, засыпав мелким сухим песком, плодоножкой вверх, чтобы уберечь от влияния воздуха". Известно, что Остины хранили в своей кладовой яблочное повидло и имбирь. Несмотря на большие размеры дома, места в нем обычно не хватало. Подарок из двух корзин яблок означал, что "пол нашей маленькой мансарды покрыт почти полностью"; иногда в доме не хватало кроватей для гостей.