Переговоры же самого Врангеля с советским командованием так и не начались, посредничество Великобритании оказалось ненужным. С возобновлением боевых действий в Таврии в конце мая 1920 г. все официальные контакты с врангелевским правительством были англичанами прекращены. Врангель при своей встречи с британским военным представителем генералом Перси пытался убедить последнего, что «он взял часть той территории, на необходимость коей, для снабжения армии, он указывал с самого начала», и снова запрашивал информацию о «реальных гарантиях… относительно неприкосновенности территорий, занятых ВСЮР, в случае намечавшихся английским правительством переговоров с большевиками»[309]. Несмотря на это, из Севастополя отозвали военную и дипломатическую миссии, и в июне в Лондоне уже шли переговоры о заключении торгового договора с представителями советской кооперации. Британский МИД отказал управляющему отделом иностранных сношений П. Б. Струве в каких-либо переговорах. Главным союзником белого Крыма осталась Франция.

Эволюция политического курса в программных заявлениях лидеров белой Таврии и в проектах реорганизации власти весной 1920 г.

Рассматривая политическую историю белой Таврии весной – осенью 1920 г., нельзя не отметить попыток пересмотра ряда программных положений, имевших базовый характер в декларациях, заявлениях и лозунгах Белого движения в периоды 1919-го и конца 1919 – начала 1920 г. Примером может быть доклад, составленный начальником штаба Главкома ВСЮР генералом Махровым и поданный им сперва на обсуждение Деникину (15 марта 1920 г. – первоначальный, сокращенный вариант), а затем Врангелю (8 апреля 1920 г. более развернутый проект).

В докладе содержался ряд интересных предложений, относящихся к реорганизации политической системы. Они были впоследствии осуществлены в той или иной форме и степени. Применительно к идее проведения Учредительного Собрания предполагалось незамедлительно приступить к выборам в него. Выборы должны были проходить, территориально расширяясь, «по мере очищения соседних областей от большевиков», а первые члены российской Конституанты будут избираться от Крыма. «Таким образом, постепенно была бы избрана большая часть Учредительного Собрания». И хотя самих принципов избирательного законодательства Махровым не излагалось, он полагал необходимым осуществить лозунг «За Учредительное Собрание». Избранные члены Собрания «должны быть привлечены к участию в расширении избирательного процесса». Тем самым можно было начать создание представительной власти для действующей системы управления и заложить основы будущей политической системы, которая не устраняла бы, а преемственно развивала те законоположения, которые были бы уже разработаны и осуществлялись сформировавшейся в Таврии властью.

Говоря о формах государственного устройства, доклад Махрова в основном повторял принципиальные положения, выдвинутые в целом ряде проектов в южнорусском Белом движении в 1919 г. «В декларации (нового Главкома ВСЮР) должен быть смело поставлен лозунг федеративности и единства России (что совершенно не противоречит одно другому, как то мы видим в Америке и Швейцарии)». Тот принцип, который уже начал осуществляться в Соглашении Врангеля с казачьими атаманами, предполагалось, будет развит применительно ко всем государственным новообразованиям на территории бывшей Империи: «Надлежит объявить, что области, в которых сконструировалась власть, будут входить в наше государственное объединение, борющееся с большевиками, как свободные и равные члены, но под знаменем федеративной России и единства; это будет, в настоящий период, выражаться единой верховной властью Правителя в отношении единства командования армией и флотом, единства иностранных сношений. Украина, Грузия, Азербайджан, Латвия, Эстония, Белоруссия приглашаются вступить в федерацию для борьбы с большевизмом».

Махров полагал безусловно необходимым также развитие сотрудничества с земско-городским самоуправлением, для чего оправданными могли считаться все средства – начиная от посещения Главкомом Земского Съезда, «пополненного представителями от всех слоев крымского населения», до привлечения самоуправлений к «помощи в деле снабжения армии». Главкому требовалось при этом не избегать сотрудничества с представительными структурами, а, напротив, поощрять любые формы представительства, например, «созвать специальный крестьянский съезд для обсуждения земельных нужд».

В сфере перемен, происходивших в политической системе, нельзя не отметить предложений Махрова в сфере судебной власти и в судопроизводстве. В числе незамедлительных мер Махров считал важным существенно сократить «огромное бумажное делопроизводство». Следовало бы «прекратить производство дел о мелких преступлениях, совершенных по известное время, например до 1916 года включительно, дабы суд имел возможность разгрузиться от этих дел и приступить к рассмотрению неотложных более важных дел о преступлениях, совершенных в недавнее время»; сократить процессуальные сроки («до сроков, установленных военно-уголовными законами в военное время»); упростить судопроизводство, временно заменить присяжных заседателей «представителями от городских и земских органов самоуправлений»; «разгрузить тюрьмы» и передать от окружных судов «мелкие дела» мировым судебным учреждениям.

В части, касающейся внешней политики, Махров повторял ставший весьма популярным в конце 1919 г. лозунг «общеславянского объединения»: «Версальский договор перекроил карту Европы; появилось много новых государств; некоторые из них нам должны быть особенно интересны, а именно Юго-Славия, Чехия, Галиция и Польша. Необходимо немедленно войти в тесную дружественную связь с Сербией, где у нас еще имеется много друзей, с чехо-словаками, видные руководители которых – Крамарж и другие – до сих пор являются лучшими проводниками русофильской политики. В отношении Галиции необходимо сейчас же поддержать те группы, которые имеют давно уже тяготение к России». «Новые направления» внешнеполитического курса представляли собой, по мнению Махрова, союз с бывшими противниками России – Турцией и Болгарией, а также сотрудничество с Америкой («немедленно использовать ее как для борьбы с большевиками, так и для получения оттуда различных предметов вооружения, снаряжения и питания») и Японией («путем определенного договора с Японией немедленно создать в Сибири новый фронт, объявив там те же принципы демократической диктатуры («левая политика правыми руками». – В.Ц.), которые объявляются новым Главнокомандующим здесь»). В этой связи Махров считал необходимой «немедленную смену всех бывших представителей Русского Министерства Иностранных дел за границей, которые все отошли от действительной жизни» (члены Русского Политического Совещания, Совещания послов. – В.Ц.).

Но особое внимание, в контексте проведения «федеративной политики», следовало бы обратить на равноправное сотрудничество с новыми государствами: «Можно использовать также все окраинные образования, которым ныне угрожает воинствующий большевизм, а именно: Эстонию, Латвию, Литву, Белоруссию, Украину, Грузию, Азербайджан и др.». Здесь Махровым предлагался конкретный план действий: «Надо стремиться создать очаги вооруженной борьбы там, где население с большевистским режимом помириться не может. Такими очагами могут и должны быть Северный Кавказ, Дон, Крым и Украина». Необходимо будет добиться «недопущения разоружения наших войск грузинами, сохранения их для общей и совместной борьбы против большевиков, которые, несомненно, будут стремиться захватить Грузию и Батум. Желательно и необходимо создать на территории Кубани другое ядро, подобное Сочинскому (где сосредоточились части Кубанской армии. – В.Ц.) … С петлюровцами у нас должен быть военный союз…, и при их помощи в первую очередь освободить от большевиков Правобережную Украину». Даже в случае «оставления Крыма» Махров был уверен в возможности переезда армии и правительства на новые «плацдармы»: «Надлежащая работа на Кубани, соответствующая политика с Грузией и Украиной и новый внутренний курс могут дать нам возможность… переброситься в пределы Кавказа и Кубани или Одессы для продолжения борьбы с большевиками».