То, что вы принесли мне успокоение, связано в большой степени с вашими глазами и жестами ваших рук. Ваш взгляд работает почти как рука: он хватает и удерживает человека; и вы обладаете уникальной способностью фокусировать свои слова на конкретном слушателе в любой отдельно взятый момент. Что касается ваших рук, они настолько выразительны в своем движении, что соперничают с глазами. Такой человек несет отдохновение бедному исстрадавшемуся духу! Особенно когда он предан служению фатерлянду.

Моя вера в Германию ни разу не поколебалась ни на миг, хотя надежды мои, признаюсь, упали ниже некуда. Но вы одним махом изменили состояние души моей. То, что Германия в час своей величайшей нужды породила Гитлера, есть доказательство ее жизненной силы; ваши действия предоставляют этому новое доказательство, ибо личность и поступки человека связаны неразрывно.

Я сумел заснуть без посторонней помощи. И ничто не могло меня разбудить. Да хранит вас Бог!

Хьюстон Стюарт Чемберлен

— Должно быть, у него восстановилась речь, и он надиктовал его… Чудесное письмо! — проговорил Альфред, стараясь скрыть зависть. А потом торопливо добавил: — И вполне заслуженное, герр Гитлер.

— А теперь позвольте поделиться с вами настоящей новостью, — ответил Гитлер. — Эрих Людендорф объединил свои силы с нашими!

— Прекрасно! Превосходно! — отозвался Альфред. Людендорф был, мягко выражаясь, человеком эксцентричным, но он по-прежнему пользовался всеобщим уважением как пехотный генерал мировой войны.

— Он согласен с моей идеей путча, — продолжал Гитлер. — Он тоже считает, что мы должны объединить силы с другими группами правого крыла, даже с монархистами и баварскими сепаратистами, ворваться на вечернее заседание 8 ноября, захватить нескольких чиновников баварского правительства и заставить их под дулом пистолета принять меня как лидера. На следующий день мы массовым маршем пройдем по центру города к военному министерству и с помощью заложников и репутации прославленного генерала Людендорфа возьмем под контроль германскую армию. А потом превзойдем муссолиниевский марш на Рим, двинувшись на «красный» Берлин, чтобы низложить германское демократическое правительство.

— Отлично! Наконец-то началось! — Альфред был вне себя от радости и едва ли огорчился, что Гитлер ни словом не упомянул о том, что Альфред предлагал ему именно этот план. Он уже привык, что Гитлер присваивает его идеи, не отдавая ему должное.

Однако все пошло наперекосяк. Путч потерпел полное фиаско. Вечером 8 ноября Гитлер и Альфред вдвоем отправились на митинг коалиции партий правого крыла. Эти партии никогда прежде не собирались вместе, и митинг сделался настолько неуправляемым, что в какой-то момент Гитлеру пришлось вскочить на стол и разрядить пистолет в потолок, чтобы восстановить порядок. Потом путчисты захватили членов баварского правительства, чтобы держать их в заложниках. Однако, положившись на то, что пленники переметнутся на их сторону, нацисты не позаботились подобающим образом охранять их, и те под покровом ночи совершили удачный побег. Тем не менее Гитлер уступил настояниям Людендорфа, согласившись поутру осуществить свое массовое шествие, в надежде поднять и увлечь за собой горожан. Людендорф был уверен, что ни армия, ни полиция не осмелятся открыть по ним огонь. Розенберг поспешил обратно в редакцию и принялся готовить газетные заголовки, призывающие ко всеобщему восстанию.

Ранним утром 9 ноября 1923 года колонна из двух тысяч мужчин, многие из которых были вооружены, включая Гитлера и Розенберга, начала свой марш к центру Мюнхена. В переднем ряду двигались: генерал Людендорф, являвший внушительное зрелище в своей полной военной форме и шлеме времен прошедшей мировой войны, Герман Геринг — популярный в народе летчик-ас, герой той же войны, надевший все свои правительственные награды, наконец, Шейбнер-Рихтер, который шел рука об руку со своим близким другом Гитлером. Розенберг следовал во второй шеренге сразу за Гитлером. Рудольф Гесс шагал за Розенбергом, как и Путци Ганфштенгль (тот самый благотворитель, который дал «Фелькишер беобахтер» возможность стать ежедневной газетой). В нескольких шеренгах позади маршировал Генрих Гиммлер, он нес флаг нацистской партии.

Когда они достигли открытой площади, оказалось, что там их поджидает баррикада, возведенная правительственными войсками. Гитлер выкрикнул солдатам предложение сдаться. Но, вместо того чтобы сдаваться, они открыли огонь, и последовала трехминутная перестрелка, во время которой маршировавшие колонны полностью рассеялись. Шестнадцать нацистов и три солдата оказались убиты. Генерал Людендорф, не колеблясь, прошел прямо к баррикаде, оттолкнул в сторону направленные на него винтовки и был вежливо приветствован офицером, который извинился за необходимость взять его под стражу — в целях защиты. Геринг был дважды ранен в пах, но ползком добрался до безопасного места, где его подобрал добросердечный врач-еврей, который превосходнейшим образом его вылечил, после чего Геринга спешно вывезли из страны. Шейбнер-Рихтер, шедший под руку с Гитлером, был убит на месте и увлек Гитлера наземь, вывихнув тому плечо. Телохранитель Ульрих Граф прикрыл Гитлера своим телом и получил несколько пуль, чем спас Гитлеру жизнь. Хотя человек, шедший справа от Альфреда, был убит, сам Альфред не пострадал, выполз в боковую улочку, подальше от этой бойни, и затерялся в толпе. Он не осмеливался идти домой или в редакцию: правительство сразу же закрыло газету на неопределенный срок и выставило часовых возле ее помещений. В конечном счете Альфреду удалось убедить одну пожилую даму позволить ему спрятаться у нее в доме на несколько дней, а поздним вечером он выбирался в город, пытаясь проведать о судьбе товарищей. Гитлер, мучимый болью в плече, ползком преодолел несколько футов, затем его подобрала стоявшая наготове машина, и в сопровождении партийного врача его отвезли в дом Путци Ганфштенгля, где ему вправили плечо и спрятали на чердаке. Прямо перед арестом он нацарапал записку Альфреду и попросил фрау Ганфштенгль доставить ее. Она отыскала Альфреда на следующий день и передала ему письмецо, которое он немедленно вскрыл и, к своему великому изумлению, прочел:

ДОРОГОЙ РОЗЕНБЕРГ, С ЭТОГО МОМЕНТА ДВИЖЕНИЕ ВОЗГЛАВЛЯЕТЕ ВЫ.

АДОЛЬФ ГИТЛЕР

За несколько дней страхи Бенто поутихли. Замедлился бешеный пульс, исчезла давящая тяжесть в груди, прекратились навязчивые фантомы нападения убийцы. И какое же это благословенное облегчение — легко дышать и чувствовать себя в безопасности в собственном теле! Он даже мог относительно бесстрастно представить себе лицо убийцы и, следуя совету Франку, созерцать разорванный черный плащ, висящий на видном месте на стене его комнаты.

Несколько недель после неудавшегося покушения на него и визита Франку Бенто размышлял о механизмах преодоления страха. Как он восстановил свою невозмутимость? Не произошло ли это в результате лучшего понимания причин, двигавших убийцей? Бенто склонялся к этому объяснению: оно ощущалось как здравое и разумное. Однако собственная сильная привязанность к способности понимания вызывала у него подозрения. В конце концов, поначалу она ему не помогала: только после появления Франку эта идея по-настоящему укрепилась. Чем больше он об этом думал, тем яснее становилось, что Франку внес некий важный вклад в его выздоровление. Бенто сознавал, что, когда пришел Франку, он был в наихудшем состоянии — а потом, и очень быстро, начал приходить в себя. Но что именно дал ему Франку? Возможно, Франку вычленил составляющие этого страха и показал, что Бенто более всего расстроен тем, что его убийца был евреем. Иными словами, ужас был усугублен глубоко захороненной болью от разлуки со своим народом. Это могло объяснить целительную силу Франку: он не только помог процессу анализа ситуации; вероятно, что еще важнее, сыграло роль само его присутствие — присутствие еврея.