Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сам мне сказал: «Она помогла мне снова встать на ноги. Прямо не знаю, что бы я делал без миссис Ли. Я в большом долгу перед ней».
«Похоже, она прекрасный человек», – отозвалась я, заранее зная, что мы с его квартирной хозяйкой станем врагами.
И была права. Миссис Ли с первого взгляда меня невзлюбила. С той минуты, когда мы, не в силах оторваться друг от друга, вошли во двор ее дома. Все лицо у меня было в помаде, размазавшейся во время наших с Хьюго жарких поцелуев в его грузовичке, на щеках засохли дорожки туши, волосы спутались. Я сразу заметила на крыльце скрюченную фигурку, вверх от которой поднималась струйка сигаретного дыма. Рядом с миссис Ли сидела огромная собака. Вся белая, она как будто светилась в темноте. «Миранда, это Эстер и Тюльпан», – представил нас Хьюго. Я догадалась, что Тюльпан – это собака. Она зарычала на меня. А миссис Ли вообще никак не отреагировала.
«Здравствуйте», – приветливо поздоровалась я. Может быть, даже слишком приветливо. И собака тут же залаяла.
Тогда хозяйка поднялась и увела ее в дом, демонстративно хлопнув дверью.
«Не обращай внимания, – сказал Хьюго. – Ей в жизни досталось».
«О, все в порядке», – заверила я.
А потом, когда мы трахались, нарочно орала во все горло. Чтобы миссис Ли было слышно.
Теперь собака носится наверху, а я лежу и смотрю, как меняется проникающий в окно свет: из синего становится розовым, потом персиковым, потом алым, а затем снова синим. Глаза по-прежнему никак не желают закрываться. Но это ничего, я замечательно отдохнула. Интересно, удалось ли так же хорошо отдохнуть Грейс в ее пенно-розовой спальне, рядом с посапывающей на подушке ящерицей? Надеюсь, что да.
Смотрю на лежащего рядом со мной Хьюго. Зажмуренные веки трепещут, глазные яблоки движутся во сне, рот приоткрыт. Для этого мира он мертв, зато в том, другом, бодрствует и действует. Пшеничные волосы блестят в рассветных лучах. Или не рассветных, а закатных? На лицо падает густая тень. Как же он похож на Пола в этой розовой дымке. Да и в голубой тоже. И в той, что ее сменяет. Знаю, это просто фокус. Игра света. Это он гоняет по комнате – и по лицу Хьюго – тени. Он заставляет поверить, что я вернулась в свой старый дом. В свою красную постель. Обнимаю лежащего рядом со мной Пола и, уткнувшись ему в шею, вдыхаю его медовый аромат. Я никогда не падала со сцены. Никогда от него не уходила. Скоро он проснется, и нас ждет долгий ленивый день. Ведь у нас немало их было, верно, Золотая рыбка? Утренний секс, голландские блинчики – фирменное блюдо Пола. Потом мы свернемся на диване в освещенной солнцем гостиной, каждый со своей книжкой. Может быть, позже он поиграет на пианино, а я поработаю в саду, который никогда не запускала. Или порепетирую, потому что у меня снова есть работа: я играю в спектакле. Я Клеопатра или леди Анна, а может, опять Елена. Пол мне поможет, будет читать за Антония, Ричарда или Бертрама.
«Мне только в радость, – скажет он. – Я это обожаю. Как и тебя». Снова секс, на этот раз на диване. Его губы на моей шее, мои руки в его волосах. А после мы поедем на побережье, мы ведь так это любим. Может, прогуляемся по Поющему пляжу. Тому, что в Манчестере-у-моря, помнишь? Он так похож на Шотландские Поющие Пески. Мы даже называли его нашей личной Шотландией. Пол не станет нестись вперед, а я не буду хромать позади. Мне не придется просить его – подожди, пожалуйста, ради бога, подожди, давай присядем на лавку и отдохнем секунду. И после не придется сидеть на скамейке, из последних сил сдерживая слезы, а он не будет стоять надо мной, тщетно стараясь скрыть нетерпение. Нет, мы пойдем по берегу вместе, как делали множество раз. И он, как раньше, будет держать меня за руку. А потом мы отправимся ужинать в Марблхед, в наш любимый суши-бар. «Умираю с голоду, а ты?» О, да, я тоже.
«Закажем все, что есть в меню, – предложит Пол. – Идет?»
Улыбнется. И сожмет мою руку. Он весь день ее не выпускал.
«Ой, с удовольствием, – отвечу я. – Давай! Отлично, отлично!»
– Что отлично? – спрашивает он.
И черты его вдруг приходят в движение, меняются, образуя совсем другое лицо. Меня больше не омывает золотистый свет иной жизни, я все еще в темном подвале. И рядом со мной лежит проснувшийся Хьюго. Похожий в голубоватой – утренней или вечерней? – дымке только на самого себя. Но смотрит он на меня встревоженно. Может, даже слегка испуганно. Неужели я все-таки задремала?
– Ты в порядке? – спрашивает он.
– Да-да, все хорошо. А что?
– Просто с тобой во сне случился какой-то припадок.
– Серьезно? – смеюсь я. – А я даже не заметила, что уснула.
– Ты кричала, – продолжает он. – Все время выкрикивала какое-то слово.
– Слово? – В ушах колотится сердце. – Какое слово?
Он медленно качает головой.
– Я так и не понял. Мне даже показалось, что это какой-то иностранный язык. Но ты повторяла его снова и снова.
– Ох. Наверное, это просто мандраж перед премьерой, – отвечаю я. – Мне в это время года всегда снятся очень странные тревожные сны. Всегда-всегда-всегда. Это в том случае, если вообще удается уснуть. – Я улыбаюсь.
Но Хьюго все еще хмурится. И гладит меня рукой по волосам.
– Ты уверена, что все в порядке? Прошлой ночью мы слегка…
– Что?
– Даже не знаю. То есть, конечно, мне понравилось, но…
– Но?