– Бриана, хватит скандалить, – говорит ее отец.

– Ничего страшного, – спокойно произношу я. Сердце под ребрами бьется все так же медленно и ритмично. Голос ровен, как нетронутая гладь озера. Тело легкое, как перышко. Улыбка – сама безмятежность. – Я привыкла.

– Извинись! – приказывает отец.

Но Бриана не станет извиняться. По-детски упрямо сжимает дрожащие губы. И смотрит в пол. А я разглядываю сальные свалявшиеся пряди на ее затылке. Сейчас она снова расплачется.

– Правда, все в порядке, – дружелюбно, великодушно заверяю я. Воплощенное понимание и прощение. И сочувствие, да-да! Я по-прежнему невозмутима. Спокойна, как озерная гладь в безветренный день. – Я прощаю Бриану. Она явно очень расстроена. Повышенная тревожность. Сильный стресс. Кто бы не сорвался?

Тревожность. Стресс. Я произнесла волшебные слова. Вот она, разгадка.

Бриана смотрит на меня, словно я – ее оживший ночной кошмар. Густой темный лес. Черное небо. Идущий по ее следу охотник. Тяжелый воздух и трясина под ногами, которые не дают ей от него убежать.

– Стресс! – радостно подхватывает декан. – Ну, конечно. Стресс – ужасная штука!

– Да, – немедленно соглашается отец Брианы. – Стресс. А ведь в самом деле, в последнее время у нее было столько стрессов.

– Она очень усердно трудилась, верно же, милая? – вторит ему мать Брианы. – У нее даже бессонница началась.

– ПОТОМУ ЧТО Я ЗАБОЛЕЛА! А раньше со мной все было в порядке! Раньше я никогда не болела!

– Как мы выяснили, она и сейчас не больна, – вдруг вставляет ее отец.

– Джим, – шипит мать.

Бриана оборачивается к нему, ошеломленная таким предательством. Так бы кинулась на него, своего собственного отца, и придушила. Придушила своими маленькими хрупкими ручками прямо у нас на глазах.

– Но это же правда? – бесстрастно продолжает ее отец. – Сколько врачей уже ее смотрело? Шесть?

– Семь, – поправляет мать, поглаживая Бриану по сальным волосам. Но та скидывает ее руку.

– Семь. – Отец оборачивается ко мне: – Ей сделали все анализы. И абсолютно все показатели оказались в норме. Она здорова, как лошадь.

– Такого никто не говорил! – возражает Бриана.

– Нам сказали, что, возможно, это какой-то вирус, – продолжает ее отец, обращаясь ко мне и декану. – Но подорвал иммунную систему именно стресс.

– А что тогда с моей ногой? – не сдается Бриана. – И со спиной?

Она умоляюще смотрит на отца, но тот неприступен, как каменная стена. И все так же говорит исключительно со мной и деканом.

– Врачи утверждают, что спину она повредила из-за того, что долго лежала в постели. А нога заболела от того, что не в порядке спина.

– Так только один врач сказал! А он идиот! Он даже не стал меня слушать!

– Звучит разумно, разве нет? – убеждает отец, глядя на нас.

– Эффект домино! – радостно подхватывает декан. – Ну конечно! Я однажды лодыжку повредил. А потом у меня плечо заболело. А за плечом – голова. Типичный эффект домино.

Лежащий у меня на коленях мобильник вдруг начинает вибрировать. Опустив глаза, вижу сообщение от Хьюго.

«Боже ну и ночка

Никак из головы не идет

Господи ты просто огонь. отпад.

Заглянешь в мастерскую?»

Под мрачным взглядом Брианы я поскорее прячу телефон.

– Компенсаторика, – продолжает вещать декан. – Слабость порождает слабость. Плюс еще и стресс – вот и весь фокус.

– Да-да, согласен, – кивает отец Брианы. – Именно об этом мы ей и твердим.

– Не говорите обо мне так, как будто меня тут нет! Ненавижу, когда вы так делаете! Я здесь! В одной комнате с вами!

Голос Брианы дрожит. Она уже не злится, она в отчаянии. На бледном, залитом потом лице читаются жалость к себе и страх, неподдельный страх. «Да откройте же свои чертовы глаза, взгляните на меня! Я что, невидимая?»

Как часто я вот так же смотрела на врачей, хирургов, реабилитологов? А они продолжали говорить не со мной, а с сидевшим у меня за спиной Полом. И тот, слушая их, согласно кивал, а затем в растерянности переводил взгляд на меня. «Ты видел, видел? – спрашивала я в машине. – Он опять обращался только к тебе».

«Видел», – отвечал Пол.

«Я что, невидимая? Какого хрена вообще?»

«Миранда, я не знаю, – вздыхал он. – Успокойся, пожалуйста».

Потом мы расстались, я стала ходить по врачам одна, но они все равно не хотели на меня смотреть. Все свои вопросы и рекомендации обращали стулу в углу кабинета или массажному столу, или висевшей на стене диаграмме с человеком без кожи. Словно все эти предметы были куда разумнее, куда понятливее меня.

– Я здесь, – повторяет Бриана. – Перед вами.

– Конечно, ты здесь, – кивает декан.

– И нет у меня никакого стресса. Я больна! А болезнь на меня наслала ОНА.

– Милая, никто не утверждает, что ты притворяешься, – вступает ее мать. – Но помнишь то видео, которое нам показывали? Что боль живет в мозгу?

Бриана смотрит на мать так, словно сейчас ее ударит. Потом глаза ее снова наполняются слезами. И я вспоминаю, как глядел на меня Марк из «Спинального отделения». Мне показалось, что он понял меня, что наконец-то хоть кто-то меня понял. «Миранда, я бы хотел показать вам ролик. Мне кажется, он вам поможет. Думаю, для нас это станет отличным началом». И какой преданной я почувствовала себя позже, когда, ссутулившись над столом в своей квартире, увидела на экране мультфильм про антропоморфный мозг, печально ковыляющий по собственноручно созданному серому миру.

Интересно, где сейчас Марк? Пересматривает ли он этот мультик? И помогает ли он ему?

– Возможности мозга очень велики, помнишь, родная? – продолжает мать Брианы. – Порой мы расстраиваемся так сильно, что просто не даем себе выздороветь.

– Да-да, вот именно, – хором отзываются декан и отец Брианы.

– Миранде такое должно быть понятно, – с улыбкой вставляет Фов, глядя на меня.

Вот ведь змея! Затаилась в траве и подползает все ближе и ближе.

– Она же страдала точно таким же недугом, как Бриана, да, Миранда? Я даже какое-то время беспокоилась, сможет ли она продолжать работать. Готова была, если что, ее подменить. Конечно, я не большая фанатка Шекспира, куда больше люблю мюзиклы – они