– Вы не можете мне помочь. Эта была ошибка.

– Ошибка, говоришь?..

Лицо рабыни приняло задумчивое выражение, она вскинула брови, и татуировка опять исказилась.

– Никогда не встречала палатина, не желающего, чтобы его имя звучало со всех храмовых минаретов.

– Я не палатин, – стоял я на своем, выискивая взглядом аппаратуру наблюдения, которую наверняка установили в этом маленьком, тускло освещенном кабинете.

– А я не рабыня. Я меретрисса из имперского гарема, и каждую вторую неделю мою задницу умасливают чертовы мускулистые бронзовокожие евнухи. – Она не отодвинулась от двери ни на шаг. – Отвечай на мой вопрос, глупый мальчик. Здесь нет никого, кроме нас.

Я остановился, не застегнув до конца рубашку:

– Какой еще вопрос? Вы ни о чем меня не спрашивали.

– Почему ты не выкрикиваешь свое прекрасное, как задница, имя со всех минаретов? – ответила она, чуть изменив свое прежнее высказывание. – Мы могли бы прямо сейчас отправить тебя сражаться наверху в самых лучших доспехах, ваша милость.

В последних словах врача-рабыни чувствовался оттенок насмешки, заставивший меня выпрямиться во весь рост.

– Я не лорд, – повторил я.

Фыркнув, Чанд перегородила рукой дверь, мешая мне выйти. Как будто это было в ее силах. Она старалась держаться прямо, а ветер вентилятора шевелил ее тонкие седые волосы.

– Черт побери, отвечай на мой вопрос, momak.

Наконец до меня дошло. Странный акцент, который я никак не мог опознать. Дюрантийский. Она дюрантийка или, во всяком случае, должна ею быть. Татуировка на руке – это знак Имперских легионов, ясно как день. Наемница? Мне захотелось рассмеяться, громко закричать. Новый план родился в моей голове, словно Афина Паллада, уже в готовом виде.

– Ti si od Resganat? – спросил я на трудном языке далекого государства.

«Вы из Республики?»

Глаза женщины округлились, и она ответила на том же языке:

– Ты говоришь по-дюрантийски?

– Haan, – кивнул я.

Я должен был играть очень осторожно, хотя уже и добился того преимущества, что женщина начала меня слушать. Возможно, она нечиста на руку; возможно, постоянно отправляет на убой необученных мирмидонцев. Я пошарил в заднем кармане брюк, проскользнул пальцами мимо перстня на шнурке и выудил хурасам, который украл вместе с бандой Реллса.

– Вот, возьмите. – Я вытянул ладонь с монетой вперед, чтобы женщина могла разглядеть сверкающий орлиный профиль императора.

Чанд посмотрела на меня с таким выражением, словно хотела сплюнуть.

– И на что мне сдалось твое золото, глупый мальчик?

Она ухватилась скрюченными пальцами за ошейник и дернула его, подчеркивая свое положение рабыни и то, как мало для нее значит эта монета.

Деньги – вот что она ожидала от меня, и я не стал ее разочаровывать. Предложение было сделано и отвергнуто, но я продолжал наседать, рассчитывая на республиканское высокомерное убеждение, будто бы сословия и касты ничего не значат.

– Ну хорошо, послушайте, – я глубоко втянул в себя воздух, – я не хочу быть лордом.

– Это еще почему? – уставилась она на меня одним здоровым глазом.

Я был бесконечно рад солгать ей:

– Никто не должен быть лордом.

Она хмыкнула с очевидным недоверием.

– Самое худшее, что может случиться, – это если меня убьют на арене и во Вселенной станет на одного палатина меньше. Вы ведь были солдатом? Наемницей? – Я показал на ее татуировку. – Это ваш шанс послать нобиля на смерть, а не наоборот.

Врач странно посмотрела на меня и спросила:

– Зачем тебе это нужно?

– Мне больше ничего не остается, – ответил я.

Похоже, она собиралась что-то возразить, но я продолжил:

– Три года я спал на улице. Мне больше ничего не остается.

Должно быть, она сжалилась надо мной или ей доставляло удовольствие видеть нобиля в таком положении, но я почувствовал, что она готова принять решение, и добавил:

– Возьмите меня, пожалуйста.

– Хлыст! Ты опять раскрываешься в выпаде! – крикнул я, уклоняясь от удара Сиран, одной из мирмидонцев команды, в которую меня определили.

Рыжеволосый парень не услышал меня и бросился на Кири, которая парировала атаку древком учебного копья и сбоку ударила его в колено. Хлыст упал на землю, накрыв собой короткий меч. Стоявшие в отдалении мирмидонцы рассмеялись.

– Слышь, Адр, оставь его в покое, – проворчал Гхен. – Пусть парень сам соображает. Это не наша забота.

Я поднял руку, подавая Сиран знак остановиться, снял шлем и, стараясь не думать о том, как сильно я теперь напоминал Криспина, почесал слабый намек на щетину, что отросла на моей бритой голове.

– Так и сделаю, Гхен, если он доживет до конца недели.

– Нам дадут щиты! – сказал Хлыст. – Я слышал разговор техников. Мы получим щиты.

Парень отказался надеть шлем, и его большие уши торчали из-под огненно-рыжих волос.

– Не дадут нам никаких щитов! – отозвался кто-то с дальнего края площадки. – Щиты только для настоящих гладиаторов. Для тех, в кого вложены деньги.

– Хлыст, они все равно не помогут, если ты сам ударишь в грязь своим глупым лицом, – заметила Сиран.

Она не была самой старшей по возрасту в нашем маленьком отряде, но продержалась в ямах дольше всех благодаря скорее таланту не высовываться без нужды, чем каким-то выдающимся способностям. Такая же внепланетница, как и я, она была бледней большинства местных жителей, но все же гораздо смуглей меня: с кожей теплого каштанового оттенка и коротко стриженными волосами под шлемом с бронзовыми накладками. Ее лицо уродовал разрез на правой ноздре, как и у Гхена, но совершенные каждым из них преступления были недостаточно тяжкими для татуировки на лбу… или же они заплатили штраф, чтобы избежать этого.

Хлыст тоже был внепланетником: веснушчатый катамит с молочно-белой кожей летал на дальних коммерческих рейсах, и мышцы его годились только для показа. Он умел танцевать, прислуживать за чайной церемонией и ублажать мужчин, а порой и женщин, которым хозяин его предлагал. Но бойцом он не был – совершенно. В отличие от него Кири и Гхен были уроженцами Эмеша, с кожей еще более темной, чем у Кэт, но с таким же плебейским происхождением. Гхена отличали сильные руки, крепкая шея разнорабочего и мощные квадратные челюсти, словно он всю жизнь пережевывал камни вместо обычной пищи. Кири была чудаковатой женщиной средних лет. Не преступница, как Гхен и Сиран, и не бродяга вроде нас с Хлыстом, она пришла в бойцовские ямы по своей воле.

«Хочу накопить денег, чтобы сын мог сдать экзамен на госслужбу, – с сияющим видом объявила она в тот вечер, когда доктор Чанд представила меня команде. – Он у меня такой умный, мой Дар».