– Еще один желающий попасть в бойцовские ямы?

Врач разглядывала меня из-под слишком длинных бровей. Один глаз у нее, похоже, был стеклянным и смотрел бог знает куда. Другой поблескивал черными искрами на суровом высохшем лице. Выведенное на лбу слово сморщилось, когда она изучала меня единственным здоровым глазом, уперев руки в бока.

– И в чем причина? Слава или деньги? – хмыкнула она, подтянула грязные рукава и надела стерильные перчатки, достав их из ящика на столе.

Я откашлялся:

– Просто пытаюсь выжить.

– Это ты называешь «выжить»? – усмехнулась женщина и подошла ближе. – Разве Министерству социального обеспечения больше не требуются чертовы головорезы, чтобы силой принуждать умандхов к повиновению?

Вспышка былого аристократического высокомерия вырвалась на волю, и я возмутился:

– Я не головорез.

– Ой-ой-ой, ну простите, – произнесла врач, откусывая каждое слово, словно сухое мясо, – мне показалось, что ты хочешь драться в бойцовских ямах. Тогда не говори мне, что ты не чертов головорез. – Она хлопнула меня по предплечью. – Сядь глубже. И не прячь свой член, юноша, он здесь никого не интересует.

Я медленно убрал руки, не глядя в лицо пожилой женщине.

– Ну что ж, ты сильный, никакой ошибки.

Она ткнула пальцем в шрам на моих ребрах:

– Память об избиении?

Я не ответил, и она ткнула снова.

– Немного подрался, – признал я.

– Да ты молчун. – Она сердито посмотрела на меня, но стеклянный глаз уставился на что-то такое, чего я не мог видеть. – Имя-то у тебя есть?

– Адр.

– Что это, черт побери, за имя такое – Адр?

Она отошла к столу у дальней стены и взяла кривыми пальцами стетоскоп и сканирующий зонд.

– Сокращенное от чего-то?

Несколько мгновений я хранил молчание, следя за тем, как женщина проверяет мой пульс, а затем сказал:

– От «Адриан».

Ее здоровый черный глаз впился в меня с подозрением, растекшимся по белку, как масляная пленка.

– Адриан, значит? – нахмурилась она. – Чудесное имя для чертова уличного головореза.

Я возмутился было тем, что меня второй раз назвали головорезом, но инстинктивно почувствовал опасность. Нигде в смотровом кабинете не было видно камер, но это еще не означало, что мы здесь действительно одни. Никто не бывает по-настоящему один в Соларианской империи. Да и вообще нигде. И я только пожал плечами, когда врач сказала:

– Ну ладно, как знаешь.

Она вытащила из ушей дужки стетоскопа, и тот повис у нее на шее.

– Меня зовут Чанд, если тебе интересно.

– Чанд, – повторил я, пытаясь соотнести происхождение имени с ее тяжелым гортанным акцентом. – Разве у вас нет наружного сканера? Зачем вам это? – показал я на стетоскоп.

– Да ты к тому же слишком любопытный для головореза. Сканер может все запутать.

Она взяла в руки прибор, о котором мы говорили, – металлический цилиндр длиной с мою руку – и пояснила:

– Слушать надежней, но мы еще пройдем все тесты. Вставай.

Повинуясь ее жесту, я подошел к весам в углу, где она определила мой вес, рост и провела другие замеры.

– Хочу подобрать тебе броню, – объяснила она и добавила: – У тебя ведь правильное телосложение? Я видела настоящих гладиаторов, которые были в худшей форме, чем ты.

– Что вы имели в виду, когда сказали «все тесты»? – спросил я, отбрасывая ее руку.

– Я имела в виду, глупый мальчик, что ты должен пройти полный осмотр. Может быть, тебе это не известно, но я здесь за главного врача еще с тех времен, когда ты был маленькой капелькой в папиных яичках, так что хватит меня допрашивать.

– Включая анализ крови? – упрямился я.

Вместо ответа врач щелкнула меня по уху. Я вскрикнул.

– Кажется, я велела тебе прекратить расспросы.

Она хмуро посмотрела на меня, и татуировка на ее смуглом морщинистом лбу снова скомкалась.

Я выдержал ее взгляд, и она рассмеялась:

– Да ты крутой парень! И это главное. Настоящий мирмидонец. Толпа любит того, кто не намочит штаны, как только увидит «Сфинксов» в полной экипировке, готовых наброситься на него. Ты, черт возьми, покажешь им хорошее представление.

Я не ответил, но надеялся, что она права.

Вопрос в моих глазах вынудил ее признать:

– Да, включая анализ крови.

Она бросила на меня внимательный взгляд:

– У тебя есть какая-то причина, чтобы не делать этого? Ты употребляешь?

– Что употребляю?

– Наркотики, глупый мальчик.

Она подвела меня обратно к кушетке и принялась лазерной ручкой проверять мои рефлексы, следя за тем, как расширяются зрачки.

Я снова нахмурился:

– Почему это должно заботить Колоссо, если наркоманов отправят на мясо?

– Никого это не заботит, – ответила она и охнула, заметив еще один тонкий шрам на моей ноге. – Но если ты чертов наркоман, то они разрежут твой чудесный носик, чтобы ты выглядел страшней.

Она скорчила гримасу, показав неровные желтеющие зубы. Затем спросила, взглянув на мою бритую голову:

– Что ж, по крайней мере, я могу быть уверена, что у тебя нет вшей. А жаль.

Я смотрел на нее, не зная, как ответить на последнюю, сбивающую с толку часть нашего разговора, и решил просто повторить:

– Жаль?

Чанд растянула улыбку так широко, что лицо ее утонуло в морщинах, превратив и стеклянный, и здоровый черный глаз в крохотные щелочки.

– Никто же еще не видел палатина со вшами, правда ведь?

Последние два слова прозвучали неразборчиво, сдавленно, поскольку она отпрянула к стене, когда я вскочил на ноги. Я с запозданием сообразил, что только сам себе сделал хуже, подтвердив те подозрения, которые у нее были на мой счет.

Ссутулившись, я отвернулся от врача-рабыни, а та лишь рассмеялась:

– Ой-ой-ой, да я права? Я могу распознать вашу породу за милю. Нужно быть чертовым идиотом, чтобы этого не понять.

Я не стал отпираться, но и не ответил ей. Внезапно мой блестящий план поступить на Колоссо мирмидонцем показался мне невероятно глупым. Схватив брюки, сложенные на стойке, я начал одеваться.

– Во имя святой Земли, куда это ты собрался? – спросила Чанд с отчетливо прозвучавшим в ее гортанном голосе неодобрением.

Она преградила дорогу к двери, уставившись на меня видящим глазом, пока я натягивал брюки.

Я мог бы отодвинуть ее в сторону, ударить, повалить на пол в одно мгновение, но решил подождать и принялся зашнуровывать свои новые ботинки.