– Ну… – протянул Горластый.

– Да чего там нукать, – оборвал Крюк. – Так, блин, и сказал. Хочу, говорит, на Проклятый город взглянуть, который нам изничтожить предстоит.

– Еще кто-то хотел посмотреть? – спросил Сухарь. – Ворон, вон, покажет вместе с Оглоблей. Правда, Оглобля?

Высоченный ветеран встал с пенька, на котором сидел, поправил за поясом кинжал:

– А чего не показать? За пределы лагеря только по одному выпускать не велено, а компанией, да еще по случаю праздника… Охране, правда, приказано дежурному сотнику докладывать, так где ж они его сегодня найдут? Праздник.

В подтверждение сказанного возле царских шатров завизжали девки. Штук пять сразу.

– Кто-то из новеньких хочет сходить? – спросил Сухарь.

Он был прав. Следовало всех повязать – и новых, и ветеранов.

– Мы, пожалуй, сходим, – сказал Бродяга, вставая.

– Ага, – вскочил Бес, – страсть как хочется на город посмотреть. Я парень сельский, городов, считай, кроме Семивратья, и не видел.

Ворон и Оглобля пошли к палатке.

Сухарь подозвал еще одного ветерана и велел сбегать к воротам и, ничего не болтая, попросить, чтобы выпустили друзей погулять.

– Поклон от меня передай и вот… – Сухарь зачерпнул кувшином из котла остывшее уже вино.

Ветеран ушел в темноту.

– Теперь слушайте, – сказал Сухарь Бесу и Бродяге. – Из лагеря можно выходить только кучками, потому что горожане иногда подбираются ночью к самому лагерю. Специально выставлены тайные посты, но о них все знают Ворон и Оглобля. Не наткнетесь. Если неохота с горожанами драться и ранение получить, то учтите, что гора крутая, камень сейчас скользкий. Особенно в сторону моря. Поняли?

– Гулять? – тонким голосом спросил от палатки Щенок. – На город? И правильно, это вам на него еще пялиться, а мне скоро домой.

– Домой-домой, – согласился Ворон, подхватывая мальчишку под левую руку.

– Погуляем, – прогудел Оглобля, подхватывая Щенка под правую.

Бес и Бродяга пошли следом.

– Осторожно там, – крикнул вдогонку им Сухарь.

– Сучья жизнь, – сказал Горластый. Щука оглянулся на Крюка.

– Чего уставился? – спросил Крюк. – Все правильно.

А Щенок пытался шутить и весело смеялся своим шуткам. Возле самых ворот смеяться начали и ветераны, поддерживавшие его. Весело так смеялись, заразительно.

Дежурный десяток, поставив щиты к стене, как раз занимался кувшином с вином, и часовым было недосуг обращать внимание на компанию, отправляющуюся на прогулку. Каждый веселится как может.

Калитка в воротах закрылась, отрезав компанию от света.

– Темно, – засмеялся Щенок. – И что мы хотим в темноте рассмотреть?

– Там увидишь, – сказал Ворон.

– На всю оставшуюся жизнь запомнишь, – подтвердил Оглобля.

– Как вас там? – оглянулся Ворон. – Решили – горожане или на гору?

– Горожане, – сказал Бес. – Не слышали? Сейчас за ранение землей наделяют.

– Серьезно? – удивился Оглобля.

– Точно. – Бес оглянулся на лагерь.

Мелкие зубчики ограды на фоне отблесков костров. И словно огненные мухи – искры над шатрами.

– Еще немного, – сказал Бес.

Бродяга молчал. Все и так было понятно. И все должно было происходить так, как происходило. Словно сама жизнь подталкивала бога без Силы. И его верного Беса.

– Левее, – шепнул Ворон. – Там, в леске – стража. Десяток из Заскочья. Этим не объяснишь – службу тянут изо всех сил.

Они шагов пятьсот шли молча, стараясь не шуметь-Стало совсем холодно. Протрезвевший Щенок забеспокоился, стал оглядываться по сторонам. Попытался даже что-то спросить, но ему не ответили, а понесли, подхватив под руки.

– Ребята, не нужно, – пробормотал слабым голосом Щенок. – Ну пожалуйста…

Его молча тащили.

Щенок попытался крикнуть. Свободной рукой Оглобля зажал ему рот. Зашипел от боли, когда Щенок вцепился зубами ему в ладонь.

– Все, – сказал Ворон, – пришли. Ветераны опрокинули мальчишку на землю. Тот заскулил, засучил ногами. Оглобля держал его за горло. Ворон наклонился, приставил кинжал к груди Щенка и медленно надавил. Клинок входил плавно, легко скользя между ребрами.

Бродяга стоял рядом и смотрел, как струйка крови потекла из-под лезвия. Щенок уже перестал биться, а лезвие все двигалось. Кинжал замер, вошел до рукояти.

– Выдерни, – сказал Ворон Бесу, отходя в сторону.

Оглобля отпустил мертвое тело и выпрямился.

– Сам и вынимай, – сказал Бес.

Ворон с Оглоблей быстро переглянулись, и у Беса отлегло от души. Они сами все решили.

– Вы без оружия пошли, – сказал Ворон.

– Так нам еще не выдали, – развел руками Бес.

– Жаль, – сказал Ворон, медленно передвигаясь в сторону.

– Ага, – согласился Бес. – Если здесь троих убитых найдут, то скорее в засаду поверят.

– Скорее, – сказал Оглобля.

Он уже стоял между новобранцами и лагерем. И в руках его было по кинжалу.

– Ветераны, значит, увернулись, – сказал Бес, – а новобранцы полегли, не успев сообразить.

– Что-то вроде того, – кивнул Ворон.

– А может, хватит одного? – предложил Бес, отворачиваясь от Оглобли.

Оглобля стремительно ударил. И умер. Ворон тоже умер. Обычному наблюдателю могло показаться, что они умерли одновременно, но Бродяга видел все подробно.

Ужасно медленно два клинка двинулись к спине Беса. Оглобля отчего-то решил, что Бес опаснее Бродяги. Клинки уже почти достигли цели, когда Бес вдруг отступил в сторону, перехватил левую руку Оглобли, повернув ее клинком назад, к животу ветерана. В тот же миг толкнул Оглоблю к Ворону. Вторым кинжалом вперед. Когда два мертвых тела упали на землю, могло показаться, что Оглобля убил себя и Ворона.

– А тебя горожане взяли в плен, – сказал Бес Бродяге.

Бродяга смотрел на трупы.

– Не обращай внимания, – сказал Бес, – это всего лишь люди. Это только плата за то, что ты сможешь, не вызывая ни у кого подозрений, попасть в Проклятый город. Чтобы решить там ваши божественные проблемы. Сотня-другая смертных…

– Не нужно так шутить, – сказал Бродяга.

– А как нужно? – спросил Бес. – Как прикажете шутить? Ты, между прочим, так мне и не пояснил, что завтра ночью произойдет. Нет, что я должен передать царю, когда он вызовет меня после сегодняшнего к себе для допроса, я помню. Но что ты собрался делать?

– Два факела над главными воротами, – сказал Бродяга. – Где-то около полуночи. Три ночи, начиная со следующей. Хотя, я думаю, все станет понятно следующей ночью, к полуночи.