Описание «Дубовой рощи» было напечатано в журнале «Современное строительство» в 1926 году: «В глубине этой галереи, которая одновременно служит холлом и выходом, находится простая дубовая лестница, ведущая на второй этаж, где пролет украшен замысловатой аркой (…) с орнаментом из листьев, животных и цветов: этот легкий остроумный орнамент – очаровательный пример того, как нашим декораторам избавить нас от “конфетного” старомодного декора, который сегодня кажется таким скучным и тяжеловесным»[474]. Современная «конфетная» сладость против старомодной, белки и листья фигурировали в орнаментах, украшавших еще особняк Жанны на улице Барбе-де-Жуи. Сам Рато лично участвовал в оформлении: вдоль карнизов галереи при входе тянется барельеф, изображающий полукруглые гнездышки, из которых высовываются прелестные голубиные головки.

Снова образ матери, оберегающей своих птенчиков? Образ теплого семейного гнездышка? Жанна ревностно следила за украшением своего запоздавшего рая. Ее рука узнается в рисунке деревянных ставень в форме маргариток, скрытого, но такого понятного намека на прежнее имя Мари-Бланш. Где бы она ни жила, Жанна словно создавала автопортрет из дома, как моллюск постепенно строит вокруг себя идеальную раковину.

После того как ее владения настолько расширились, дом во Вьей Тюиль был покинут. Жанна использовала его для хранения вещей, которые больше не были нужны в Париже, возможно, часть мебели, сделанной Рато для особняка на Барбе-де-Жуи после того, как она начала собирать антиквариат, или излишки из коллекции шаров пресс-папье. Приезжая туда, она каждый раз что-нибудь по-новому украшала, расставляла букеты из цветов, она привозила их с собой или собирала, гуляя по окрестностям.

Садовые маргаритки, дикие маргаритки… Жанна составляла натюрморты из ракушек, книг, подобранных по цвету обложки или рисунку, фруктов, мелких камушков, иногда лент, кусочков ткани и мотков пряжи. Никто, кроме нее, не осмеливался к ним притрагиваться.

Все здесь было на своем месте, все было под контролем. Все новое и красивое. Парк, спроектированный Вашро одновременно с началом строительства дома, расцветал. Кусты, посаженные здесь пятнадцать лет назад, пышно разрослись: впечатляющая пергола почти исчезла под роскошными розовыми кустами; каменные вазы во дворе покрылись ярким мхом. Новая жизнь захватывала прошлое, старые леса покрывались свежей нежной порослью, словно покоряясь нежным молодым рукам… Даже недавно вырытый пруд был уже покрыт опавшими листьями, и темные воды его тускло мерцали.

Самое время было запечатлеть все это великолепие, и Жанна позволила опубликовать серию роскошных фотографий в известном и престижном журнале «Архитектура и оформление садов», который появился в Париже в 1928 году[475]. «Собственность мадам Ж.Л… в Ле Везине стала образцом для подражания», – гласила подпись под фотографиями. Но ее страсть к каменным постройкам еще не была полностью удовлетворена.

Воспоминания об отпуске

Жанна любила побережье, пляжи, море. Часто бывала в Довиле, хорошо знала Биарриц, но ей никогда не нравились царящие на морских курортах ажиотаж и суета, крайне выгодные для работы ее филиалов. Она полюбила деревню Жиронда, в Пиле-сюр-Мер.

Местечко это расположено в четырех километрах от Аркашона, славилось огромным пляжем, окруженным лесом. Панорама на Кап-Ферре сразу же покоряла любого, кто посещал это место: здесь все было наполнено воспоминаниями о Кокто и Моране; Филипп де Ротшильд владел здесь поместьем, где часто гостили Анри Бернштейн[476] и Франсуа Мориак, ставший почти членом его семьи.

Дом в Пиле? У Жанны их там было пять, один из которых – барка, стоявшая на причале у берега, – служил постоянным местом отдыха и для членов семьи, и, конечно, для друзей.

Ходила байка, что Ивонна Прентам и Пьер Фресне в самом начале своих романтических отношений укрывались в этом очаровательном убежище. Поскольку эта зона была поделена на участки, Жанна купила еще и землю, огромное количество земли. Легкость, свет, солнце, живые краски, веселье – все это передано моделью манто из трипа – шерстяного бархата вишневого цвета с черным шарфом в белый горошек. Эта модель продавалась в Доме моды в 1925 году под простым названием «Ле Пила».

У Жанны был такой характер, что она даже и там работала, обдумывая, какими будут новые модели, придумывала коллекции.

Она не знала отдыха и не давала его близким, которых возила с собой. Это напоминало не отдых, а скорее инспекцию ее разнообразных владений от Парижа до Ле Везине, от Ле Везине до Пила, от Пила до Болье. Большая машина везла Жанну и ее близких, дисциплинированную команду, где первые роли играли Ив, Жан, Мари-Аликс и ее муж. Семейная компания ни в коем случае не была фамильярна друг с другом, и никто, кроме Мари-Аликс, не мог обращаться к хозяйке Дома на «ты». В Пила у всех всегда бывало хорошее настроение, настрой спортивный, энергичный. В Болье более напыщенно: там уже наряжались на выход, начиная с консула, который считал, что парижанин должен появляться на людях в безупречном костюме, в хорошей фетровой шляпе с лентой, с шикарными кремовыми гетрами на ногах. Вилла Жанны «Сфинкс» была самой роскошной.

Жанна Ланвен на примерке, 1930-е годы

В полутьме комнат на первом этаже мерцала темным лаком японская мебель, тускло блестели зеркала и миниатюрные этажерки, неясно отражаясь в приглушенных красках мозаичных полов и гладкой мраморной облицовке стен, в полувосточном-полуантичном стиле.

Здесь глаза разбегаются от красоты. Из-за гористых окрестностей Болье был довольно изолированным местом.

В начале 1920-х годов там насчитывалось не более двух тысяч жителей, считая заезжих англичан. Среди тех, кто любил эти места, был археолог Теодор Рейнах – он умер в 1928 году.

Он жил во дворце, построенном в 1909–1911 годах и носившем название «вилла Керилос» в память о греческом Средиземноморье.

Жанна знала это странное здание, видное катающимся на яхтах отдыхающим с моря: каскады террас и красных крыш среди зелени хвойных деревьев и скал. В 1925 году, в то же время, когда появилась модель «Ле Пила», было создано и другое манто, очень короткое, серое с оторочкой из черного обезьяньего меха под названием «Керилос», в котором угадывался намек на античную Элладу. «Сфинкс» – модель, появившаяся в следующем году: платье с широкими рукавами, украшенными рисунками в виде перьев, напоминавшими крылья египетского бога Гора.