– Понимаю. Я присмотрю за ним.

– Попроси лучше Друсса – он старше, и Рек его почитает. – Она обратила взор к небу – там плыла одинокая грозовая туча, заблудшая и гневная. – Говорил мне Рек – надень панцирь, но он такой чертовски тяжелый. – Туча увеличилась – Вирэ хотела сказать об этом Сербитару, но туча застлала небо, и тьма поглотила все.

Рек стоял на балконе, стиснув перила, – слезы лились у него из глаз, и неодолимые рыдания вырывались сквозь стиснутые зубы. Позади него лежала Вирэ – недвижная, холодная, успокоившаяся. Лицо ее побелело, а грудь была обагрена кровью. Стрела пробила ей легкое. Теперь кровь уже перестала течь.

У Река тоже разрывались легкие, когда он пытался перебороть свое горе. Кровь капала из позабытой царапины на руке. Он вытер глаза, вернулся к постели и взял Вирэ за руку, нащупывая пульс, – но пульса не было.

– Вирэ, – сказал он тихо, – вернись. Вернись! Послушай. Я люблю тебя. Ты та единственная. – Он склонился над ней, вглядываясь в ее лицо. Вот на нем блеснула слеза, потом другая… Но это были его слезы. Он охватил руками ее голову. – Подожди меня, – шепнул он. – Я иду. – Он вытащил из-за пояса лентрийский кинжал и поднес его к запястью.

– Положи его, парень, – сказал с порога Друсс. – В этом нет смысла.

– Уйди! – крикнул Рек. – Оставь меня.

– Она отошла, парень. Накрой ее.

– Накрыть? Накрыть мою Вирэ? Нет! Не могу. О боги Миссаэля, не могу я укрыть ей лицо.

– А мне вот пришлось однажды, – сказал Друсс бессильно обмякшему, рыдающему Реку. – Моя женщина тоже умерла. Не ты один столкнулся вплотную со смертью.

Друсс стоял на пороге, и сердце его щемило от боли. Наконец он закрыл дверь и шагнул в комнату.

– Оставь ее ненадолго, парень, и поговори со мной. Вот тут, у окна. Расскажи мне еще раз, как вы встретились.

И Рек стал рассказывать о стычке в лесу, о смерти Рейнарда, о путешествии в Храм и дороге в Дельнох.

– Друсс!

– Да.

– Мне кажется, я не переживу этого.

– Я знавал людей, которые не смогли пережить. Однако нет нужды резать себе вены. Тут поблизости ждет целая орда, которая охотно сделает это за тебя.

– Мне нет больше дела до них – пусть себе берут эту проклятую крепость. Хотел бы никогда ее не видать.

– Я знаю. Я говорил с Вирэ вчера в госпитале. Она сказала, что любит тебя. Сказала…

– Я не хочу этого слышать.

– Нет, хочешь – потом ты будешь это вспоминать, и она будет жить, пока ты ее помнишь. Она сказала, что если умрет, то все-таки жила не напрасно, потому что встретила тебя. Она боготворила тебя, Рек. Рассказывала мне, как ты вышел с ней против Рейнарда и всех его людей, – она так гордилась тобой. И я гордился, слушая ее. В тебе есть нечто, парень, – не многим это присуще.

– Теперь уже больше нет.

– Но было ведь! И этого у тебя никто не отнимет. Она сожалела только о том, что не умеет высказать тебе свои чувства.

– О, я знал и так – для этого не нужно слов. Что было с тобой, когда умерла твоя жена? Что ты испытывал?

– Вряд ли мне нужно говорить тебе об этом. Ты сам знаешь что. И не думай, что после тридцати лет супружества это легче. Наоборот – тяжелее. Тебя ждет в зале Сербитар. Он сказал, что дело важное.

– Ничего больше нет важного. Друсс, ты накроешь ей лицо? Я не в силах.

– Да. Но непременно повидай альбиноса. У него что-то есть для тебя.

Рек медленно спустился в большой зал. Сербитар ждал его у подножия лестницы. Опущенное забрало скрывало глаза. Реку он показался похожим на серебряную статую. Только кисти рук не были прикрыты, да и те белели, как слоновая кость.

– Ты звал меня?

– Ступай за мной, – сказал Сербитар и двинулся через зал к винтовой лестнице, ведущей в подвалы замка. Рек собирался отказать Сербитару, о чем бы тот ни попросил, но теперь принужден был следовать за альбиносом, и это его разгневало. Около лестницы Сербитар вынул из медного кольца в стене горящий факел.

– Куда мы идем? – спросил Рек.

– Ступай за мной.

Медленно и осторожно они сошли по растрескавшимся, истертым ступеням на верхний этаж подземелья. Заброшенный коридор мерцал мокрой паутиной и замшелыми сводами. Сербитар остановился перед дубовой дверью, запертой на ржавый засов. Он долго боролся с затвором, а потом им вдвоем пришлось тянуть дверь, пока она не открылась со скрипом и стоном. Перед ними во мраке открылся еще один лестничный колодец.

Сербитар снова стал спускаться. Лестница привела их в длинный коридор, где вода доходила им до лодыжек. По воде они добрели до последней двери, имеющей форму дубового листа. Ее украшала золотая табличка с надписью на языке древних.

– Что тут написано? – спросил Рек.

– «Достойному привет. Здесь покоится тайна Эгеля и душа Бронзового Князя».

– Что это значит?

Сербитар попробовал дверь, но она была заперта – и, как видно, изнутри, ибо не было на ней ни засова, ни цепи, ни скважины для ключа.

– Будем ломать? – спросил Рек.

– Нет. Ты ее откроешь.

– Она же заперта. Это что, игра?

– Попробуй.

Рек осторожно повернул ручку, и дверь бесшумно отворилась. Стеклянные шары в стенных нишах зажглись мягким светом. В комнате было сухо – лишь теперь вода, хлынувшая из коридора, промочила ковер на полу.

Посреди комнаты на деревянной подпоре стояли доспехи, подобных которым Рек еще не видел. Они были искусно выкованы из бронзы, и заходящие одна за другую чешуйки поблескивали на свету. На панцире красовался бронзовый орел, распростерший крылья через всю грудь к плечам. Доспехи венчал крылатый шлем с орлиной головой на маковке. Тут же имелись чешуйчатые, снабженные шарнирами перчатки и наголенники. На столе перед доспехами лежала окаймленная бронзой, подбитая мягчайшей кожей кольчуга и кольчужные штаны с бронзовыми шарнирными наколенниками. Но внимание Река прежде всего привлек меч, заключенный в хрустальную глыбу. Золотой клинок имел более двух футов в длину, двуручный эфес был изваян в виде распростертых крыльев.

– Это доспехи Эгеля, первого Бронзового Князя, – сказал Сербитар.

– Но почему они лежат здесь, заброшенные?

– Никто не мог открыть эту дверь.

– Так ведь она не заперта.

– Для тебя – да.

– Что это значит?

– Очень просто – тебе и никому другому суждено было открыть эту дверь.

– Я в это не верю.

– Подать тебе меч?

– Сделай одолжение.

Сербитар подошел к хрустальной глыбе и ударил по ней своим мечом. Но лезвие отскочило, не оставив на хрустале ни малейшего следа.