– Но это же не так.

– Но будет так. Тем самым вы сломаете игру тем, кто в нее играет. А это не вы и не я. Единственное на свете, чего они боятся – правды и публичности. Если вы заявите об этом – вы заставите их сделать выбор. Они уже не смогут просто убить всех и выбросить в море. Потому что они боятся еще кое-чего. Ответственности за содеянное. Они не осмелятся пойти против всего человечества…

Разговор двух президентов, точнее, одного президента и одного вице-президента, я слушал, находясь на расстоянии нескольких метров от одного из говоривших. Дело происходило в месте, называемом «институт», – это место и впрямь было закамуфлировано под институт, хотя еще при Брежневе оно использовалось разведкой. Институт занимался Главным противником.

Что я чувствовал? Ну, усталость, конечно. В конце концов – перелететь из Вашингтона во Владивосток, а потом через всю Россию спецрейсом в Москву – это не баран чихнул. Так еще говорят, кстати?

Удивление… мне еще не довелось близко познакомиться с Москвой, но уже того, что я видел, было достаточно для выводов. Например, аэропорт – может, тут и есть какие-то проблемы, но тот, кто ругает Шереметьево, никогда не летал из ДжФК, который мало того что тесен, так еще и старый, и там все разваливается. А кто ругает российские дороги – тот не ездил по дорогам Нью-Йорка, которые нормально не ремонтировались где тридцать лет, а где и все пятьдесят. Профсоюз дорожников такие расценки установил, что все это время делается только кусочно-ямочный… результат понятен, да?

Но так… культурного шока не было. Конечно, не Нью-Йорк… но ничего особенного тоже нет. Жил там, поживу и здесь.

Рядом со мной стояли люди из охраны. Косились. Но не осмеливались, со мной все же первое лицо за руку поздоровалось.

Ага… кажется, заканчивают…

Президент России сам снял с себя микрофон, шагнул в студию. Рядом с ним моментально оказались прикрепленные, но он показал держаться сзади и подошел ко мне.

– Немного не так прошло, как вы говорили?

– Политика непредсказуема. Американская особенно.

– Они сделают то, о чем говорили?

Я задумался:

– Пикетти, вероятнее всего, сделает. На нем висит обвинение в педофилии, интересно, почему на связь вышел именно он.

– Может, они как раз не собираются ничего выполнять?

Я отрицательно покачал головой:

– Почти исключено. Он выходил на связь из Овального кабинета, с этим не шутят. Другое дело – они потом все равно попытаются отомстить. Они не считают нас за равных, вот в чем суть проблемы.

– Можете предложить меры противодействия?

Я задумался:

– В США есть несколько тем, о которых могут говорить бесконечно и разговоры о которых способны затмить любую политику. Первая – это право на аборты, на «пролайф» и «прочойс»[85] разделена вся страна. Вторая – это вторая поправка, право на хранение и ношение оружия. Третья – сексуальные меньшинства и их права. Самая выгодная для нас тема сегодня. Права геев. Россия сейчас жупел для ЛГБТ всего мира относительно нарушения прав геев, у них мощное лобби и в конгрессе, и в Белом доме – везде. Если бросить им кость – они будут ее грызть.

Президент смотрел на меня, он был явно удивлен и озадачен.

– Вы что, предлагаете тут гей-парад устроить?

– Ну, парад не парад, а вот законы о запрете пропаганды гомосексуализма надо отменять. Результат небольшой, а вот грязи на весь мир. Пока не приняли этот закон, геи о России даже не вспоминали. А теперь это главный раздражитель.

…

– Здесь находится конгрессвумен Ди Белла – она один из важнейших членов ЛГБТ сообщества Восточного побережья США. Встретьтесь с ней публично, обсудите права геев в России, пообещайте содействие. Эту тему можно педалировать несколько месяцев, вбрасывать новую информацию, поддерживать интерес. И когда все будут говорить о геях – можно будет серьезно поговорить с Вашингтоном о буду- щем.

– Но отменять законы все равно придется.

Я кивнул:

– Придется. Нельзя, чтобы нас считали лжецами.

Президенту это явно не нравилось. Но он кивнул:

– Хорошо. Я подумаю. В любом случае – не прощаюсь.

Я пожал протянутую мне руку.

Азовское море

19 августа 2019 года

– Светает.

Командир передовой группы кивнул – он и сам это видел.

Это было плохо. Потому что спасение для морских котиков – темнота. Только в темноте они чувствуют себя как дома.

– Надо уходить.

– Нет приказа.

– Черт, надо уходить, иначе нас тут обнаружат. Приказ – себя не обнаруживать.

Заработала связь.

– Зверь – Моряку, Зверь – Моряку.

– Моряк, принимаю.

– Тут какая-то чертовщина творится.

– А подробнее.

– Тут несколько машин подъехали. Бусики… это эсбэушники, кажется. Разговаривают с военными, кажется, в конфликтном тоне. И машина телевидения.

– Зверь, повтори – какого телевидения?

– Пятый канал, телевидение, вижу машину. Я отсюда хорошо вижу, там наклейки. Пятый канал.

– Жди, не обнаруживай себя.

– Принял.

Вот только телевидения тут и не хватало.

– Свяжись с Ростовом, запроси – видим машины СБУ и телевидение, пятый канал. На берегу больше оставаться не можем.

Связь с Ростовом прошла всего за минуту. Радист донес хорошую весть, впервые за всю эту ночь.

– Приказано немедленно уходить, возвращаться на носитель.

Слава богу. Сейчас бы тут бойня была.

– Сообщи Зверю – руки в ноги и сюда. Но тихо. Тихенько-тихенько. Всем группам – отход. Уходим.

Часом ранее американское командование вышло на связь с ударной группой, располагавшейся где-то в районе между Кривым Рогом и Николаевом.

Раньше тут были поля… сплошные колхозные поля, и если бы тут вертолеты и приземлились, то были бы немедленно обнаружены. Но сейчас эти поля пустовали, причем пустыми они были с недавнего времени. Тут жил фермер, он сажал пшеницу и не бедствовал. Однако в один прекрасный день, как раз под уборку урожая, к нему пришли рейдеры с решением суда и убрали его урожай – решение суда потом признали незаконным, но урожай убрали и продали, и деньги куда-то делись. Фермер не смог оплатить кредит банку и убежал – может, в Польшу, а может, и в страну-агрессора. Банк пытался что-то сделать с землей, но желающих на ней трудиться не нашел, потому что дураков нет. Так все и бросили, уже второй год плодородные поля зарастали бурьяном и самосевом пшеницы…