Афанасиус повернулся и продолжил свой путь. Сердце бешено колотилось в груди, заглушая звуки шагов по камням. Цепочка огоньков впереди уходила в сторону и терялась за выступом. Управляющий знал, что здесь коридор изгибается и ведет прямо к запретному хранилищу.

Афанасиус медленно шел вперед, стараясь ступать только на слабо мерцающие лампочки, словно канатоходец, который знает, что неверный шаг закончится падением с огромной высоты.

Войдя в последний коридор, Афанасиус остановился.

Цепочка огней продолжала виться впереди, но через тридцать футов обрывалась. Афанасиус медленно двинулся вперед, считая каждый шаг. Он вытянул руки в стороны, чтобы удержать равновесие.

Сосчитав до двадцати восьми, Афанасиус достиг конца цепочки, развернулся и пошел в обратном направлении, все так же считая шаги. Опять двадцать восемь. Он вспомнил, каким серьезным было лицо отца Томаса, когда тот объяснял, что не сможет полностью обмануть собственную систему безопасности. Как только Афанасиус переступит невидимый порог запретного хранилища, у него в запасе будет максимум две минуты до появления стражника.

Управляющий ходил взад-вперед по коридору, считая шаги. Когда он убедился, что путь к бегству открыт, он остановился у последнего пятнышка света, за которым начиналась абсолютная тьма. Афанасиус чувствовал себя человеком, готовым прыгнуть с высокого утеса в бушующее море.

В его памяти запечатлелся образ хранилища: каменный аналой — в центре, двенадцать ниш — в противоположной ко входу стене, в каждой — черный ящик, в котором хранится тщательно оберегаемый секрет ордена. Афанасиус надеялся, что за минуту успеет вернуть все на место и выскользнуть тем же путем, каким проник сюда. Таким образом, на поиски «Еретической библии» у него оставалось не больше минуты. Он помнил, как вчера аббат доставал ящик из углубления в стене… Три ниши сверху, две снизу… В уме Афанасиус повторил все движения, которые должен сделать, чтобы добраться до сланцевой книги. Переведя дыхание, он медленно сосчитал от шестидесяти до нуля и шагнул вперед…

Стражник встрепенулся, когда услышал пронзительный звук сирены. Он вскочил со стула и отпер ящик стола прежде, чем Афанасиус успел добраться до противоположной стены запретного хранилища.

Внутри ящика лежала «Беретта», две запасные обоймы и телефон с телескопическим глазом. Схватив все это, стражник вставил обойму в ствол «Беретты» и выскочил в передний зал.

Отец Малахия встал со стула. На лице — растерянное выражение. Он видел, как стражник пронесся мимо него с пистолетом в одной руке и прибором ночного видения в другой.

— Минутку, — бросил он на ходу, засунул «Беретту» в рукав сутаны и проскользнул в библиотеку.

Афанасиус ощупывал стену, пересчитывая ниши. Три вверху. Две внизу. Наконец его руки проникли внутрь нужной ниши и обнаружили гладкий ящик.

Управляющий достал ящик и опустил его на пол. Его пальцы шарили по бокам в поисках задвижек.

Вот они.

Афанасиус отпер ящик.

Внутри он нащупал гладкий сланцевый четырехугольник. Его пальцы дрожали, скользя по вырезанному на обложке знаку Тау. Взявшись за краешек, Афанасиус открыл книгу.

Внутри библиотеки сирены слышно не было, но работающие в ней монахи сразу же поняли, в чем дело, когда увидели несущегося по коридорам стража в красной сутане.

Согласно правилам, все должны были идти ко входу и ждать, пока кармины разберутся с возникшей проблемой. Ученые отрывались от чтения, закрывали книги и провожали стражника удивленными взглядами, пока красная сутана монаха не исчезала во тьме. Отец Томас стал одним из невольных свидетелей. Он стоял возле брата Понти. Его световая аура накладывалась на световую ауру слепого уборщика так, что со стороны было незаметно, есть ли вообще у старика Понти аура. Отец Томас видел, как страж пронесся по средневековому отделу, к отделу священных текстов, откуда было рукой подать до доисторического отдела.

— Неприятности? — спросил Понти.

Казалось, за годы слепоты у него выработалось шестое чувство сродни тому, что помогает собаке ощущать присутствие привидений.

— Возможно, — ответил отец Томас.

Он видел, как стражник поднял руку и надел на голову прибор ночного видения. Сделав еще два широких шага, кармин зашел в зал апостолов. Его аура погасла.

106

Лив наблюдала за увеличением темно-зеленых пикселей на экране монитора. Разрешение не позволяло что-либо разглядеть подробно, но девушке казалось, что она различает отдельные деревья и кусты.

— Одной из исторических загадок Цитадели было то, — произнес Оскар, и в тишине офиса его голос показался слишком громким, — как ее обитателям удавалось годами выдерживать осаду. Первый год послушания я провел в садах и на огородах: вырывал сорняки, вскапывал землю под новые грядки, собирал фрукты… Еще я поливал растения дождевой и минеральной водой из больших водохранилищ. Проходя по подземным каналам, она окрашивалась в красноватый цвет и иногда казалась похожей на кровь. Не знаю, что там за минералы, но почва в этих садах очень плодородная. Растения быстро растут и обильно плодоносят, несмотря на то что сады расположены в кратере и почти постоянно находятся в тени. Однажды, вырывая сорняки, я наткнулся на сломанный черенок граблей. Из старой древесины начали пробиваться зеленые побеги.

Старик взглянул на экран, потянулся к клавиатуре и, открыв окошко браузера, начал в него что-то вбивать.

— Сады тысячелетиями давали пищу обитателям Цитадели. Темно-зеленые сутаны святых символизируют то, что означают сады в жизни ордена. Когда-то святых называли эдемитами.

Оскар нажал на клавишу ввода. Спутниковая фотография исчезла. Вместо нее начала загружаться другая картинка.

— Некоторые исследователи считают, что это название символизирует древность духовного ордена, возникшего на заре человечества. Другие склонны думать, что их первоначальное название имеет не переносный, а прямой смысл, а знак Тау — никакой не крест.

Загрузилось новое изображение. Лив посмотрела на экран. После слов старика увиденное приобретало особое значение. В центре изображения было стилизованное дерево. Толстый ствол вздымался, а потом расходился в стороны двумя ветвями, увешанными плодами. Своим очертанием дерево очень напоминало знак Тау. Вокруг ствола вилась змея. По обеим сторонам от дерева стояли мужчина и женщина. Лив перевела взгляд на Оскара, не до конца уверенная, что правильно его поняла.

— Вы говорили, что брат нацарапал буквы на зернышках, — произнес Оскар. — На зернышках какого плода?

Лив смотрела в глубокие темные глаза старика и вспоминала изображения Адама и Евы, которые видела в своей жизни. Древо познания добра и зла… Яблоко в руке Евы…

— Яблока, — наконец произнесла она. — Символы были на яблочных зернышках.

107