В какой-то момент, посреди ночи, крюк рванул особенно сильно – Ульм почувствовал, что Эрик Стром вышел в Стужу.

Ночью никто, даже ястреб из Десяти, не мог получить разрешение на охоту. Каким-то образом он сделал это вопреки общим запретам… а значит, мог делать это и раньше…

Например, чтобы убить кого-нибудь на слое Души.

Ульм постарался не думать об этом, хотя подозрений в адрес Строма становилось всё больше…

Ему не хотелось, чтобы Эрик оказался убийцей.

Он вспоминал их разговор. Стром не понравился ему. Он показался слишком высокомерным, слишком холодным.

И всё же – на свой манер – этот человек заботился о Сорте. Почему-то Унельм чувствовал: даже если это именно Стром безжалостно кромсает по ночам родовитых юношей, Сорте он не причинит вреда.

А потом наступила следующая ночь. Унельм сидел в кабаке недалеко от своего дома над чашкой паршивого кофе. Он всё равно не мог спать, когда невидимый крюк «следопыта» то и дело вонзался в кожу. Все эти сутки он дремал урывками, то и дело просыпаясь, и теперь едва соображал. Голова кружилась. Клонило в сон. Только дрянной кофе связывал его с миром живых и бодрствующих.

Что, если он ошибся? Как долго ему ждать?

Возможно, убийства вообще прекратились. Маньяк, утолив жажду крови, отступил во мрак, который его породил.

Они с Олке будут терзать подозреваемых, но так и не соберут достаточно доказательств.

Газеты пошумят, какое-то время владетель и безутешные родители продолжат сулить золотые горы за голову преступника, динны будут ходить поздно вечером только в сопровождении охраны… Но потом, рано или поздно, этот ужас забудется, как забывается всё на свете. Химмельборгцы снова захотят быть счастливыми и беззаботными…

А люди готовы платить высокую цену за право снова быть счастливыми и беззаботными после пережитого кошмара. Они готовы платить забвением, которое можно принять за равнодушие или даже жестокость… Унельм понимал это, как никто другой.

А не захочешь забывать – превратишься в Сорту. С вечно скорбно поджатыми губами. Строгую. Прямую. Серьёзную. Они со Стромом два сапога пара – что, интересно, не желал забывать ястреб?

Унельм встряхнулся. Поток мыслей уносил его, кружа, в сон, и, часто моргая, он сделал огромный глоток кофе.

Омерзительно. Но на какое-то время ему стало легче.

Он уткнулся в книгу, прихваченную с собой. Роман о приключениях воздушных пиратов, взявшихся перевозить таинственный груз из Вуан-Фо в Рамаш, в обычных обстоятельствах увлёк бы его на весь вечер.

Он перевернул страницу, не поняв ни слова.

Ночные гуляки поглядывали на него насмешливо, девчонки у стойки заинтересованно стреляли глазами.

Одинокий красавчик с книгой и кофе посреди шумного гудящего кабака. Не будь в его жизни Омилии, он сделал бы мысленную пометку: эта схема действует на девиц безотказно.

Унельм ухмыльнулся – и в этот самый миг крюк «следопыта» дёрнул его так сильно, что дыхание перехватило.

Стром двигался. Посреди ночи он покинул дом и направился… пока рано было делать выводы, но, похоже, он двигался к Сердцу города.

Ульм захлопнул книгу, залпом допил кофе, кинул на стол полхимма. И того много, но времени ждать сдачи не было.

На улице только что прошёл дождь – идеальная погода для погони за преступником. Лужи чавкали под ногами, было холодно и противно. Ульму показалось вдруг, что это сама Кьертания оплакивает своих лучших сыновей. Молодых, красивых, знатных.

Может, даже механикёры погодного контроля не могли противиться её скорби.

И никто не может – кроме него, Унельма. Пока он не найдёт убийцу, дожди так и будут продолжать омывать город в тщетной надежде стереть кровь с его улиц.

…Стром двигался быстро. Он явно не стеснялся использовать преимущества препаратора на улицах Химмельборга, во всяком случае, под покровом тьмы. Обычный человек не смог бы за ним угнаться…

Унельм ускорил шаг.

Может быть, ему только кажется, что Стром движется быстро. Может, это он сам идёт слишком медленно. Еле волочит ноги, которые увязают в грязи – да откуда грязь на аккуратных центральных химмельборгских улицах?

Нет, это не грязь, конечно, не грязь, это сон – он как будто засыпает на ходу. Никакой кофе не поможет не спать столько часов подряд.

Унельм запрокинул голову, почти надеясь, что опять пойдёт дождь, но на этот раз небо было глухо.

Быстрее, быстрее.

Что, если Стром идёт к женщине или в гости к кому-то из старых друзей? Они будут гудеть всю ночь, а Унельм, наверное, уснёт где-то во дворе под их окном.

По крайней мере, Эрик Стром и вправду шёл в Сердце Химмельборга. Унельм караулил неподалёку от центрального квартала, потому что до сих пор все убийства совершались именно там, – и не прогадал. Теперь можно ждать ястреба.

Унельм вышел на одну из главных улиц Сердца и прислонился к стене подальше от света валовых фонарей на случай, если Стром решит пройти именно этим путём.

Он уснул бы прямо так, стоя, прижавшись к стене, грязной и мокрой от брызг из-под копыт оленей и ног автомеханик, которые здесь, в квартале богачей, пробегали даже чаще, чем проезжали повозки…

Если бы не «следопыт». Каково было Магнусу следить за ним всё это время? Почему в Нижнем городе он был настолько бодр и силён, что без труда защитил его, убив человека?

«Он умер неправильно», – сказал Сверчок.

Унельм встряхнулся, сжал кулаки – а потом почувствовал, что Стром совсем близко. Он двигался по параллельной улице, и Унельм тоже пошёл вперёд, минуя до поры все переулки, чтобы Эрик его не увидел.

Охота на ястреба. Ульм ощутил неприличный азарт. Всё смешалось воедино – его желание поймать убийцу, страх за Сорту, сомнения…

А потом не осталось ничего – потому что он почувствовал, что Стром свернул с улицы в сторону одного из особняков и замер.

Пытался вскрыть замок на двери? Перебирался через изгородь?

Пальцы Унельма нашарили нож на поясе.

«Не будь дураком. Коснись кружка из хаарьей жёлчи, вызови подмогу. Тебе с ним не справиться».

Но вместо этого он двинулся к переулку, который должен был вывести его прямо на Строма, сейчас, видимо, пытавшегося пробраться в один из особняков, чтобы расчленить очередную жертву…

Он шёл, крепко сжимая нож, потому что снова подумал о Сорте – её вечно прямой спине, вечно плотно сжатых губам, серьёзном взгляде.

Пока оставался хоть один – призрачный, крохотный – шанс, что Стром не виновен, Унельм не хотел отдавать его в руки Олке.

Крюк «следопыта» подтащил его к нужному особняку.