class="p1">— «Кинзмараули»? — повернув этикетку к себе, Хитрова разыграла приятное удивление. — Я тоже не против кисленького. Любимое вино сволочи-Иосифа. Чем мы гадостней его?

— Кого? — администратор нахмурился.

— Иосифа Сталина. Еще тот был деспот, — с легким пренебрежением она вернула бутылку на место.

— А ты молодец, — хмыкнул Гудвес. — Перебесилась, да? Даже хамить перестала, — он дернул молнию своей куртки, со скрипом стащил ее и отбросил в угол, словно модернизированный вампир, расставшись с кожаными крыльями. — Я жрать чего-то хочу. Не обедали толком.

— Сардины и тушенка здесь со вчера, — Светлана услужливо скинула полотенце с открытой банки, пододвинула две других и консервную открывашку. Лучше усыпить бдительность этого скота, но переигрывать тоже не следовало — мог заподозрить неладное.

Сегодня он действительно был голодным. Ел не как обычно — неторопливо, с показным кайфом — а жадностью, вонзая вилку в куски сардин, кладя их на галеты и запихивая в рот. Глотал, почти не разжевывая, соря крошками. Даже с вином не спешил. Сначала умял все золотистые ломтики из жестянки, пожевывая последнюю галету, запил маслянистым соком, оставшимся с сардин, — свинья! — только потом взялся за штопор и с глухим чпоком откупорил бутылку.

— Сегодня зачищали восточную пещеру, — проговорил Гудвес, наливая пунцовую жидкость в кружку. — Сколько можно с лабудой тянуть. Я настаивал еще позавчера, Перец созрел только к сегодня. Рассудительный тормоз, бля. В общем, принцесса, можешь считать, что ты отмщена.

— В смысле? — отпив глоток грузинского, Светлана нахмурилась.

— А так вот. Те, кто напал на вас за переходом, с утра записаны в жмурики. С ними еще под двести ублюдков. Мясорубка вышла конкретная. У Тимыча даже калаш от разогрева вклинил. Шестнадцать РГшек израсходовали на их бастион. Ну и вид там был: голимое мясо в порванных одеждах. И наших много полегло. Почти все шртафники и пятнадцать дружинников. Хрен с ними — главное, мы их задавили. Незачем под боком греть матерых волков, — он опрокинул кружку в рот и выпил в пару булькающих глотков. По щетинистому подбородку потекли винные капли точно кровь. В глазах сверкнула необычная смесь ярости и удовлетворения. — Около восьмисот сдались: бабы, дети, немного мужиков. Будут там под нашим присмотром нарезать пенолит для резиденции. А чего, — администратор неожиданно хохотнул. — Там пещера поменьше, но биотроны, я те скажу, круче. Навалом всякой лабуды и замороченей как-то. Подсветка точно в солидном ночном клубе, вот только не мигает. Может, и мы с тобой туда переедем дней через десять. Перец здесь станет рулить, а я в восточной. И мне показалось, там не так холодно, — он придвинулся к ней и, наклонив голову, хрипловато спросил: — Ты довольна?

— Чем? — Хитрова сунула в рот конфету — можно подумать, отвердевший шоколад мог хоть чуточку подсластить горечь от близости этого скота. Желтый свет угасавшего фонарика лежал на роже Гудвеса, будто тусклый блик луны на какой-нибудь замогильной нечисти. — Что вы разделались с урками за профессора и солдатиков? — спросила Хитрова. На миг из глубин полузадушенной памяти всплыло: «Что за движняк? А барахлины! Ай-я-я!.» — из раззявленного рта уголовника. Глаз его черный, недобрый как у ворона, синюшные татуировки на руках. Нож в них. Тот самый, что вошел по рукоять в живот Лениному папе. И стрельба, стрельба жутким эхо. Слава Руднев, оседающий наземь, кровь на его камуфляже. Через минуту Артеха убитый из дробовика. Мальчишкам всего по девятнадцать! Господи! Зверье! И вот вроде расплата, со слов Гудвеса. Довольна ли она? Совсем бессмысленный вопрос. Ведь, что случилось сегодня утром, даже не месть, а обычная бойня одних сволочей с другими. Еще вспомнился майор Гармаш Юра, каким она видела его последний раз: бледный, растерянный и подавленный смертью своих ребят. И где теперь Гармаш? Сгинул. Нет его, хотя Леночка Чудова до сих пор надеялась на его возвращение.

— Довольна вообще? Всем, — вернул ее сегодняшней реальности Гудвес. — Тем, что ты со мной? — он приподнял ее подбородок и начал расстегивать молнию куртки, задержав ладонь на груди, обведя пальцем притягательные контуры, проступавшие под нейлоном.

Она хотела оттолкнуть его руку и отодвинуться к рюкзакам и сумкам, сваленным горкой, но сейчас не то время, чтобы проявлять истинные чувства, раздиравшие ее словно тряпку. Нужно потерпеть, как терпят зубную боль, мечтая, когда ее прервет одно решительное движение руки стоматолога. Под спальником таился, ждал своего мгновения складной нож. И когда настанет это мгновение, тогда Светлана проявит свои чувства сполна, изо всех сил, собранных, спрессованных в тугую пружину.

— Довольна, — выдавила из себя Хитрова и поднесла к губам кружку, торопливо смывая вином вкус неуместного слова.

— Отлично, детка. У нас сегодня выйдет теплая ночка. Я тебе обещаю, все будет не так, как раньше, — разливая остатки «Кинзмараули» из первой бутылки, Гудвес улыбнулся и потянулся ко второй. Он действительно старался, чтобы эта улыбка вышла доброй.

— Не слышал, что там недавно грохнуло? — уходя от темы предстоящей ночи, поинтересовалась Света.

— Хрен поймешь. Где-то за биотронами сильно трухнуло. Перец выслал разведгруппу. А чего, испугалась? — он снял с ремня кобуру с пистолетом. — Говорят, что-то случилось с гравитацией. Физик наш такое трепет. И в натуре будто стало все легче. Мне так больше нравится. А тебе? Разве нет в легкости своего кайфа?

— Кайфа? — она непонимающе уставилась на него, не зная, что ответить.

Со стороны проспекта послышались голоса, и зашуршала кленка ширмы. Хитрова безошибочно угадала: кто-то шел именно к ее палатке.

— Василий Григорьевич! — позвал дружинник, не осмеливаясь откинуть драпировку на входе. — Здесь ты, Григорьевич?

— Ну чего? — Гудвес схватился за кобуру. Какого лешего в этот час, да после такого паршивого дня? Хотя просто так бы тревожить не осмелились даже спьяну. Эх, неспроста здесь Савойский. Что-то прояснилось насчет грохота на окраине города?

— Извиняюсь. Перец срочно требует, — сказал второй, бряцнув патронами в кармане, и невразумительно пояснил: — Надобно скорее в биотроны. Там сейчас такое… Важное, со слов разведки. Мы уже подняли отряд Кукиша. Вот вас теперь.

— Бл. дь, — отозвался администратор, набулькав в кружку до края «Кинзмараули». — Вишь, какая жизнь? — он поднял глаза к Светлане — один прищуренный, другой широко открытый, подернутый поволокой — и принялся торопливо пить свое «кисленькое», пуская струйку по подбородку. — Жди меня, девочка.

Встал и, размашисто подхватив куртку, вышел.

Хитрова сидела несколько минут, обхватив колени, посапывая, словно принюхиваясь к его отвратительному запаху, пропитавшему палатку так же верно, как кафравский холод. Жаль, — пронеслось в голове. Светлана первый раз пожалела о том, что проклятый любовник ушел так скоро. Вдруг, что-то пойдет не так и он не вернется сегодня? Ах, как жаль! Тогда ей придется