Мы провели церемонию возложения камня в саду, как всегда делают с надгробными памятниками, и с виду это был полный отстой – как будто кто-то бросил большой кирпич на лужайке, проходя мимо, – но никто ничего не сказал. Каждый из нас прошептал Дебби что-то тайное. Я поблагодарила ее за поддержку и извинилась за то, что однажды посадила ее в тачку.

Мистер Холт не стал к нам присоединяться. Это касалось только нас, и он не захотел видеть все наши рыдания и прочую чепуху, и, кроме того, он сказал, что и так уже потратил достаточно времени впустую.

Ужасность смерти Дебби невозможно описать. Нам ничего не помогало.

Когда мы добавили имя мистера Холта в Список, он уже завел привычку заглядывать к нам два-три раза в неделю и вместе с нами смотрел шоу на портативном «Филипсе», который нам одолжил. И ужинал, сидя на матрасе, пирогом или чем-то в этом роде и банкой мозгового горошка, а потом что-нибудь ремонтировал и уезжал в свою городскую квартиру.

Как-то в субботу он заехал разобраться с покосившейся передней дверью и спросил, за каким лешим мы все время ходим в прачечную, если у нас дома стоит стиральная машинка-автомат. Мы сказали ему, что она сломана. Он в этом усомнился. Какое-то время он разглядывал стиралку, а потом продемонстрировал логический подход.

– Правило первое: хорошенько посмотрите на машину, – сказал он, включая и выключая ее из розетки.

– Ладно, – сказали мы.

– И попытайтесь понять, что с ней не так, – сказал он, пытаясь вращать барабан по часовой стрелке.

– Ладно, – сказали мы. Нам уже стало скучно.

– Тогда вы, возможно, решите проблему, – сказал он, пытаясь вращать барабан против часовой стрелки.

Он объяснил, что при правильной эксплуатации машины обычно не ломаются. Но в маловероятном случае, если что-нибудь действительно пошло не так, немного здравого смысла плюс рациональное мышление будут ключом к решению проблемы, и с этими словами он нырнул в «Электролюкс» и вытащил из барабана заколку для волос.

Мы с сестрой были согласны, что мистер Холт в целом хороший, а его невероятная доброта, когда умерла Дебби, и одолженный телевизор дали ему право не проходить полную процедуру одобрения. Могильный камень доказывал, что он любит животных (в рамках разумного), и уж конечно, он любил телевизор, в особенности интеллектуальные игры вроде «Властелина ума», которая тогда еще была свежачком, и нам всем очень нравилось, как Магнус Магнуссон говорит: «Я начал, я и закончу». И он более чем устраивал Крошку Джека благодаря своему интересу к «Миру фактов».

Философия мистера Холта заключалась в том, что вот мир, а вот ты, и тебе нужно найти свое место в мире и не сходить с выбранного курса и себя уважать («Ни за что не поверю, что ты хочешь, чтобы тебя увидели в нечищеной обуви»).

Поначалу нам казалось, будто он говорит загадками или вообще на другом языке.

«Дайте мне с вашей мамой переночевать с этой мыслью; посмотрим, возможно, я не уверен; вы узнаете, что мы решили, не ваше дело; выспитесь хорошенько и сделайте еще раз правильно». Но нет, просто он был дисциплинированным и добросовестным, а еще скромным и не любил преувеличивать, не приукрашивал, не сгущал краски и не халтурил. Такой уж он был, а мы к такому поведению не привыкли.

И хотя мы вскоре поняли, что он лучше всех мужчин, которых мы когда-либо включали в Список, даже лучше милого мистера Олифанта, иногда все-таки казалось, что по образу мыслей он находится на расстоянии миллиона миль от нас, и мы спрашивали себя, не разочаруем ли мы друг друга в конечном итоге. У сестры, например, было ужасное чувство, что он, вероятно, из тех людей, что всегда стремятся решить проблему, вместо того чтобы поговорить о ней и вдоволь пожаловаться. Таких людей (отцов, решающих проблемы) мы уже видели и полагали, что это то единственное качество, с которым просто невозможно смириться.

Поэтому мы решили, что ему нужно будет пройти одно простое испытание. Я должна была рассказать ему даже не о проблеме, а о дилемме, ведь дилеммы чуть-чуть посложнее проблем, и посмотреть, как он отреагирует. Моя дилемма (настоящая) касалась моей подруги по переписке.

Вот какая была дилемма, и вот как я ее представила. У многих моих одноклассников были интересные друзья по переписке из Испании и Франции (переписку организовала школа) по имени Ольга или Мария, которые жили в горных районах или в Париже, но мою подругу по переписке звали Ребекка Беллами-Бриггс, и жила она на севере Англии, а познакомилась я с ней через журнал «Пони». Дело в том, что Ребекка написала мне, что она больше не хочет быть моей подругой по переписке. Меня это устраивало, потому что я уже думала о том же и хотела завести себе новую подругу из Испании или Франции с перспективой в будущем поехать в гости. Дилемма/проблема заключалась в том, что Ребекка вложила в письмо, которым разрывала со мной отношения, письмо от Джорджины Беллами-Бриггс, своей старшей сестры и любительницы лошадей, в котором та представлялась моей новой подругой по переписке.

Джорджина Беллами-Бриггс написала, что хотя у Ребекки уже в печенках сидят повторяющиеся истории о моей чудно́й жизни, она, Джорджина, находит мои письма очень забавными и поэтому займет место Ребекки в качестве моей подруги по переписке. И тут же переключилась и написала все то, что могла бы написать подруга по переписке. Рассказала мне о своей красивой кобыле Дайдо, и козе, и двух козлятах, которых звали Хепзибар и Нэнси. В этом-то и заключалась дилемма: соглашаться ли мне на замену Ребекки на Джорджину? Или мне следует отказаться от предложения и со спокойной душой искать испанскую (или французскую) подругу?

Я рассказала мистеру Холту всю историю, и он, слушая меня, отложил газету, чтобы ненароком не заглянуть в нее. Закончив, я попросила его совета. Он был сбит с толку и даже почесал голову, что доказывало его растерянность. Он так долго молчал, что я подумала, что он уже забыл мою историю.

– Как вы думаете? – спросила я и повторила суть проблемы: – Переписываться мне с Джорджиной или нет?

– Не знаю, милая, думаю, что тебе нужно самой решить, – сказал он и снова принялся читать газету.

И такой ответ мне очень даже помог.

Мистер Холт и мама медленно обменивались историями своей жизни, а нам она передавала обрывки из его рассказов. Он был уроженцем Восточной Англии. Ему было 33 года, но он казался старше из-за своих начальственных манер и любви к дисциплине и порядку. Как единственный ребенок пожилых родителей, он вырос эмоционально самодостаточным и поднимал шум, лишь когда видел, что кто-то ленится.

Нам с сестрой было ужасно интересно, что же мама рассказала ему о себе. Только вообразите: трудолюбивый сторонник дисциплины и она. Но что бы мама ему ни рассказала, их отношения крепли.

Одним субботним утром сестра подняла эту тему.

– А мистер Холт знает о тебе, и всех твоих таблетках, и т. д.? – спросила она.

– Да, знает, – ответила мама. – Я ему рассказала.