богатые и бедные; рабочие и праздные; шумные и тихие. Они спешили по своим делам, кто пешим, кто конным, а кто на повозках и каретах. На последних обязательно были начертаны гербы, означающие либо знатный род, либо цеховую принадлежность. Да, здесь даже у лавочников были свои знаки!

После простого, рабочего Сибора этот шум оглушал настолько, что я даже по сторонам сильно не смотрела. И вздохнула с облегчением, когда Волк уверенно вывел своего скакуна на одну из дальних, тихих улиц. Совсем тихих — здесь даже домов не было. Но нашелся большой пруд и много, много ухоженных деревьев. В этой части города жила аристократия, не иначе. И что мы тут забыли, мне было непонятно, ровно до тех пор, пока Волк не остановился и не спешился у высоченных кованых ворот.

— Нам точно сюда? — с опаской окидывая взглядом стоящий за ними темный особняк с серыми крышами, тихонько спросила я.

Открытая терраса со стрельчатыми арками мне понравилась сразу, как и большие белые окна. Полукруглый эркер сбоку тоже мгновенно пришелся по душе, подъездная дорожка чудилась ровной и заманчивой. Но зеленый лабиринт и небольшой садик казался слишком темным и жутким.

Но сам дом был изящным и очень красивым!

Один вопрос — чего мы тут забыли-то?

— Точно, — легко открывая одну из створок так, что она даже не скрипнула, удовлетворённо хмыкнул маг. Потянул поводья, и Шетан зашел на большую территорию, легко неся меня на своей спине. — Не волнуйся, Доминика. Это один из домов нашей пятерки.

— Один из? — изумилась, еще раз окидывая огромное здание в три этажа, от которого веяло спокойствием… и немножко магией. — Дом, как же. Это дворец!

— Особняк, — пряча улыбку в уголках губ, не согласился со мной Волк, уверенно ведя Шетана по мощеной круглыми камнями дороге. Одной в седле сидеть было до сих пор страшно, но я пока держалась, мысленно сражаясь с охватившим меня удивлением. — Наши резиденции есть почти во всех городах империи. Это необходимость, Ник. И вход для посторонних закрыт.

— В том-то и проблема, — не согласилась я. — Если кто из «близких» заявится.

— За Лиса не переживай, — как-то загадочно усмехнулся маг. — Именно этот особняк он терпеть не может.

И мне стало очень любопытно, от чего так. И я всю дорогу сверлила взглядом черноволосый затылок, но мужчина делал вид, что этого не замечает. И сдался лишь когда наша скромная процессия остановилась у высокого крыльца.

— Идем, сама всё увидишь, — только и сказал он, протягивая руки и ловко снимая меня седла.

Пришлось с неохотой подчиниться и идти за ним внутрь, глазея по сторонам.

Внутри оказалось… красиво, да. Просторный холл с натертым паркетом, где вполне можно устраивать шикарные балы, темно-зеленая отделка стен и темная полировка дерева. Высоченный куполообразный потолок, а сразу напротив входа — длиннющая, изящно изогнутая лестница от одного края холла до другого, вверх. Под лестницей арка, за которой ничего не видать, по бокам балконы, удерживаемыми резными, массивными деревянными колоннами.

Может, было чуть мрачновато, но стоило нам зайти, как по стенам в мгновение ока вспыхнули сотни свеч в тяжелых канделябрах. А вместе с этим в помещение ворвался звук, который меньше всего я ожидала здесь услышать. Это было лапти.

По бесконечным ступенькам быстро застучали самые настоящие берестяные лапоточки, и чей-то мягкий голосок спросил:

— Хозяин вернулся?

— Да уж вернулся, — послышался откуда-то сбоку второй голос, ворчливый и скрипучий. — Пойду коня распрягать.

Я где стояла, там чуть ли и не села, не сумев поверить собственным ушам. Голоса-то казались знакомыми!

И Волк, бросив на меня хитрый взгляд, громко крикнул:

— Вернулся, тетушка. Да не один! Встречай дорогую гостью.

И тут я, наконец, увидела ее… Домовиху!

Крохотная, мне по пояс всего, с двумя толстыми соломенными косами. Рубаха на ней была белая, сарафан красный, поверх прикрытый аккуратным белоснежным передником. А вот платочек, повязанный на волосы, вдруг оказался черным.

На пол я всё ж таки села, не в силах справиться с удивлением, и не веря на сей раз уже собственным глазам. Это была моя домовиха. Моя, деревенская!

— Доминичка! — и мгновения не прошло, как мелкая нечисть оказалась рядышком и крепко сжала меня своими пухлыми ручками. — Неужто взаправду ты? Кузьмар! Кузьмар, пройдоха старый, брось ты того коня, да ступай сюда, живо! Доминичка наша воротилася!

— Тетушка Прусья, — ошалело выдавила из себя, пытаясь осознать происходящее. И Волк, скотиняка такая, мне совсем не помогал! — Да как же это?!

— Да знамо как, — послышался рядышком тот же ворчливый голос. — Чай, не ножками!

И тут я увидела его — второго домового. На тетушку Прусью он был похож разве что ростом, а в остальном был полной ее противоположностью. Рубаха черная, пыльная, латанные-перелатанные штаны, еще и босой, к тому же. Глазища зеленым горят, как у настоящей нечисти, седые волосы клоками стоят, брови кустистые. Но мне было не страшно.

Его я тоже знала, как себя!

— Поверить не могу, — не понимая, зачем, попыталась встать, но осталась там же, где сидела, переводя шокированный взгляд с одного домового на другую. — Я же вас… отпустила.

— Отпустить-то отпустила, — так же ворчливо, как и девять лет назад, откликнулся недовольный дядюшка Кузьмар, складывая сухие руки на впалой груди. — Да не подумала, ведьма эдакая, куда нам пойти!

— А ты на нее не серчай, — вся такая мягкая и румяная, домовиха грозно сдвинула бровки. — Чай не помнишь, как тяжко девке пришлось? Спасибо скажи, что отпустила, а не оставила в услужении не знамо у кого! Век бы маялись.

Кажется, у меня всерьез закружилась голова. Я ничего не понимала!

— Так, девка, дыши давай, — не смотря на строгий выговор, меня поддержали сухие ручки ворчливого домового. — Чай не барышня кисейная, обмороки устраивать! А ты чего стоишь, юродивый, не видишь, побледнела девка? Свалится нынче же, да разобьет дурную головеху!

Это, кажется, он на Волка рычал.

— Я те дам, дурную, — пригрозила ему домовиха пухлым кулачком. — Аль забыл, с кем разговариваешь?

В обморок я всё же сползла, правда, уже на руках успевшего меня подхватить Волка.

Маленькие явления из моего прошлого, совсем уже не призрачные, стали болезненным откровением, к которому я оказалась совершенно не готова. Я думала, что давно оборвала все связи с собственной деревней, и никогда туда не возвращалась. Ни разу за все девять лет. А тут такое!

В себя приходила уже в кровати, мягкой и совершенно незнакомой. Высоко над головой виднелся балдахин, белый, как свежий выпавший снег. Белыми же были витые столбики, изголовье, постельное белье, подушки, большой пушистый ковер…