омерзительная фигура бездушного и жестокого службиста. «Тихое помешательство» этого поручика и впоследствии неожиданный всплеск его «кипучей» деятельности вырастают в зловещий гротеск, о котором уже в наше время поэт Александр Ревич писал: «В… лирической новелле “Поручик Мертвецов”, написанной в 1921 г. и посвященной событиям Гражданской войны в Крыму, Г. Шенгели предугадал психологическую и социальную подоплеку будущего фашизма. Речь идет о ничтожестве, о конкретном бездарном мичмане Мертвецове, переведенном за неспособность к корабельной службе в сухопутные поручики и потому возненавидевшем людей и ставшим погромщиком и палачом. Патологическая зависть мелкой души к обыкновенным людям и осознание своей низости толкают ее к параноидальной идее истребления, а конкретно – к убийству безоружного еврейского мальчишки. Идеи поручика сродни идеям вождей и фюреров, уничтожавших народы». Вот финал этой ужасной поэмы, вскрывающий сущность людей, приходящих к власти над миром:

…Враг отходил. Цеплялся за кладбище,

За загородный сад, за мол, за бойни,

В каменоломни всасываясь. Реже

Вздыхали пушки. Смело засвистали

Средь заводских окраин шомпола.

А Мертвецов икал от злобы: где же,

Где же они? И третьим утром, рано,

Вдруг налетел своим броневиком

На залп. Ответ. Ответ. Замокли? – Ладно!

И разбивая двери и шкафы,

Через четыре теплых перепрыгнув,

Он выволок из-под железной крыши

Остывший пулемет и связку лент

Расстрелянных, и щуплого жиденка.

«Фамилья?» – «Малкин». – «Малкин? Хорошо!»

И вывели, и петлю закрутили.

«Не надо мыла: за ноги повесим». —

И шесть часов дрожало деревцо,

И кровь сбегала из ноздрей, по векам,

По лбу, на землю. В сумерки опять

Приехал Мертвецов. – «Готов?» – «Еще бы». —

«Ну, ладно». – И увидели солдаты,

Как вдруг поручик побежал во двор,

И курицу взволнованную вынес,

И в небо смехом разевая рот,

Внимая исступленному клохтанью,

Ей ощипал грудь, спину и крыла,

И тоже за ноги повесил, – только

На шее у насмешника. – «Субботний

Ему обед».

И возвратился в штаб,

Свою избывши скуку, и надменно

Расстегнутыми брюками зевая,

Как офицер – насмешек не страшась.

В 1922 году в Одессе, во Всеукраинском «Госиздательстве», Шенгели печатает драматическую поэму «1871», в которой отображены сцены из истории Парижской коммуны, в одной из которых коммунары уничтожают гильотину с песней «Будь ты проклят, добрый доктор Гильотен!». В том же году он написал драматическую поэму «Доктор Гильотен», повествующую о создании универсальной машины для осуществления смертельной казни путем обезглавливания. Речь идет о гильотине, которую внедрил в практику французский доктор, профессор анатомии Жозеф Игнас Гильотен, считая, что она будет являть собой более гуманное орудие. Размышляя над пользой внедрения своего устройства, Гильотен, беседуя со своим слугой Жеромом о жестокости производящейся ныне с помощью топора смертной казни, говорит: «…Постой, Жером, / Мы скоро это все исправим!..» И к концу поэмы Гильотен действительно «исправляет» процесс обезглавливания осужденных людей на казнь, заменив привычного палача с топором на свое «гуманное орудие» в виде тяжелого косого лезвия, стремительно падающего по направляющим желобам вертикальной рамы на шею преступника. Вот только не всем, похоже, понравилась эта гуманная игрушка, подаренная Гельотеном обществу:

Жером (рассматривая небольшую модель гильотины)

…Подводят, значит, на доску кладут,

Колодкою захватывают шею,

(Кладет в модель палец.)

Потом пружинкой щелк… Ох, черт возьми.

Чуть пальцу голову не отрубил…

Бр-р-р… Шея – штука тонкая. Захватят

Ошейником дощатым и – пожалте! —

Подергайтесь, подрыгайте ногами,

Повтягивайте щеки – ускользнуть бы!

А нож – как в масло: ц-с-с, так и прорежет.

Ну и глоточек – пять пудов металла.

Нет, раньше поприятней было, право.

Тебя казнят, так ты – живой – стоишь,

Упрешься, думаешь: не шевельнуться б,

Не промахнулся бы палач. А тут

Одна обида – деревяшка держит,

А на тебя плевать… И что

Это мой барин так срамится?

Можно сказать – хирург, лечить умеешь,

Горчишники тут, банки, кровь пускай,

Клистиры ставь, вари декокты – мало ль

Заботы всякой доброй? Нет, поди ж ты,

Стал смерть прописывать, добра желает. Тьфу!

(Входят Гильотен, аббат Раго, судья де Вири, доктор Трейль.)

Гильотен

Прошу.

Трейль

Так вот уютный тот покой,

Где зрела ваша мысль, почтенный доктор.

Да, здесь, конечно, в этой тишине,

Где все полно раздумьем и природой,

Мог человеколюбец начертать

Свой план благой.

Де Вири

Прекрасно, бесподобно!

Пятьсот семнадцать казней видел я

И смело говорю: такой, как ныне,

Прекрасной операции не видел.

Спокойно, чисто, аккуратно. Раньше

Сансон тревожится, казнимый тоже,

Толпа глаза таращит: как-то он

В последнюю минуту устоит?

А тут – машина. Никаких волнений…

Гильотен

…Право,

Мне совестно: такие похвалы!

Ведь я лишь долг свой выполнял, не больше,

Долг гуманиста.

Трейль (замечает модель)

Вот она, машина.

Как остроумно! Этот нож косой.

Шарниры эти, быстрые зажимы.

Все учтено. Да, разум торжествует.

Де Вири

Вот мысли путь достойный! С государством

И правосудием войдя в союз…

Раго

И с церковью…

Де Вири

Она свою задачу

Почетно выполняет. Мы должны

Увековечить ваше имя, доктор.

Уже решил я: все мои вердикты

Именовать машину вашу будут —

Как? Угадайте? Гильотиной!

Раго и Трейль

Браво!

Гильотен

Сердечно вам признателен, друзья!..

А между тем слуга доктора Гильотена Жером жить рядом с ним после внедрения им в практику этого ужасного изобретения больше не смог и, оставив его, уехал в свою родную деревню заниматься сельским трудом. Искренний гуманист, предложивший в 1789 году на заседании Учредительного собрания революционной Франции – на тот срок, пока будет применяться эта временная высшая мера наказания, – использовать для усекновения головы механизм, который хотя бы не станет причинять казнимому боли. Но дети доктора немедленно решили сменить свою фамилию, чтобы никому не напоминать собою об отце и созданной им гильотине.

В 1922 году Георгий переезжает из Одессы в Москву и через год в московском книжном издательстве «Красная новь» девятитысячным тиражом издает еще одну драматическую поэму – «Броненосец “Потемкин”», посвященную матросам восставшего летом