Принцы вернулись к себе и, увидев на постелях прекрасных малышей, с именами их отцов, которые были написаны на бумажках и пришиты к пеленкам, обрадовались несказанно. Один Торе пошел к себе в спальню с комом в горле, ибо только он из всех не удостоился стать отцом, и, в отчаянии упав на кровать, с такой силой ударился головой о камень, что на лбу у него вскочила большая шишка.

Тем временем купец вернулся из путешествия и стал проверять перстни дочерей. И, увидев, что у обеих старших пальцы густо вымазаны черным, бросился в ярости крушить все, что попадалось на пути. Он уже тянулся руками к железу, желая истязать и мучить Беллу и Чендзоллу, покуда не дознается обо всем; но в тот самый час пришли к нему оба королевских сына просить их руки. Он, не понимая, что все это значит, подумал, что над ним смеются; но, услышав по порядку, как было дело, и узнав о рождении младенцев, счел, что Фортуна его осчастливила, и в тот же вечер назначил свадебный пир.

Умница, которая все это время ходила, от нетерпения прижимая руки к груди, помнила, сколько проделок учинила влюбленному в нее Торе, и, хотя ее звали к столу с великой настойчивостью, чувствовала, однако, что не всякая трава — мята и что одеяло не без колючки. Сделав статую прекрасной девушки из сахарного теста, сдобренного душистыми приправами, она уложила ее в большую корзину и прикрыла платьями. После танцев и угощений, отговорившись тем, что у нее сильно разволновалось сердце, она раньше других пошла в спальню и туда же велела принести корзину, будто бы желая переодеться. Здесь она положила статую в свою постель, а сама встала за занавеской, ожидая, что будет.

Пришла пора новобрачным идти по своим покоям; и в это время Торе вбежал в спальню к Умнице. Думая, что она лежит в постели, он вскричал: «А теперь ты мне заплатишь, сучка, за все мучительства, которые учинила надо мной! Увидишь, каково сверчку тягаться со слоном! Сейчас мигом я с тобой рассчитаюсь! Припомню тебе и гребень, и лестницу, и все остальное!» Выхватив из ножен кинжал, он принялся разить им куда попало — и, мало того, в бешенстве завопил: «Да я еще крови твоей напьюсь!» Вынув кинжал из груди статуи, он и вправду стал облизывать лезвие[321]; но вдруг ощутил сладость теста и запах мускуса, которым оно было приправлено. Торе мгновенно опомнился и, пораженный тем, что решился исколоть кинжалом столь сладостную и душистую девушку, стал оплакивать свой безумный гнев. Он говорил слова, способные разжалобить камни; он называл свое сердце — желчью, а оружие — змеиным ядом, укоряя их, как могли они обратиться против такого нежного и сладкого создания. После долгих стонов, сдавленный веревкой отчаяния, он занес над собой кинжал, решившись себя убить.

Но тут Умница проворно выскочила из своего укрытия и схватила принца за руку, говоря: «Остановись, Торе, опусти руку! Вот я, о которой ты рыдаешь. Смотри, я стою перед тобой жива и здорова, и тебя хочу видеть живым и здоровым. Не считай меня жесткой, как баранья шкура, хоть я и много мучила тебя, желая испытать твою любовь, постоянство и верность». Она говорила еще, что подстроила этот последний обман, чтобы смягчить гнев и обиду гордого сердца, и просила у принца прощения за все, что было.

Юноша, обняв ее с бесконечной любовью, бросился с нею на ложе, где заключил со своей соперницей вечный мир. После столь великого терпения и волнения вкусив сильнейшего удовольствия, он оценил твердость своей невесты куда выше легкой доступности ее сестер, — ибо, как изрек поэт,

ни в доспехах Афина,

ни Киприда нагая,

но меж них середина

всех милее бывает.

Нардьелло трижды посылается отцом по торговому делу, каждый раз имея при себе сто дукатов, и в первый раз покупает таракана, во второй — мышонка, и в третий раз — сверчка; выгнанный за это отцом из дому, он приходит туда, где исцеляет с их помощью дочь короля, а затем после различных происшествий женится на ней

Князь и служанка весьма похвалили благоразумие Ликкарды, но еще больше похвалили Толлу, которая сумела столь прекрасно донести эту историю до слушателей, будто они видели все описанное собственными глазами. Теперь, следуя по порядку, настал черед Поппы; и она смело, подобно Роланду, выступила вперед, начавши так:

Фортуна — женщина своенравная, которая отвращается от людей образованных, ибо те считают за более важное дело листать бумаги, нежели крутить колесо, и куда охотнее имеет дело с несведущими и малоодаренными, не стыдясь выглядеть простушкой, оттого, что разделяет свои блага с простаками. Это и покажет наш рассказ.

Жил некогда на Вомеро[322] богатый крестьянин, что звался Микконе, у которого был сын по имени Нардьелло, самый никчемный остолоп, что плавал когда-либо на корабле дураков; так что бедный отец пребывал в горе и отчаянии, не зная ни способа, ни средства направить его на дела приличные и полезные.

Шатаясь по тавернам, объедаясь и упиваясь с приятелями, он вечно расплачивался за всех; якшаясь с продажными бабенками, выбирал самых негодных и платил им больше, чем спрашивали; когда брался за карты в игорных домах, его крутили и поджаривали со всех сторон, как лепешку; короче говоря, тем или другим манером он прогулял половину отцовского состояния.

Перед лицом такой беды Микконе приходилось стоять начеку у пушки, то и дело крича и грозя сыну: «Что ты думаешь дальше делать, мот? Разве не видишь, что мое имение утекает как вода? Бросай, бросай эти проклятые харчевни [osteria] что начинаются «врагом» [oste] и кончаются «злодейством» [ria], от которых только боль в голове, сушь во рту и понос в кошельке! Бросай эту богомерзкую игру, которая подвергает жизнь риску [riseca] и сгрызает [roseca] все, что имеешь, отгоняет покой [contente] и уносит деньги где кости [zari] доводят тебя до ничтожества [zero], где словами [parole] тебя обстругивают как деревянную затычку [pirolo]! Кончай возиться с потаскухами, этими дочерьми погибели, с которыми, испуская [spanne] семя, ты спускаешь [spinne] отцовские трудовые гроши и, прованиваясь [spanteche] протухлым мясом, превращаешься в обглоданную [spunteche] кость, которых впору звать уже не блудницами [meretrice], но Фракийским морем [mare Trace], где запросто попадешь в добычу туркам! Держись подальше от случайной дружбы, и удалишься от греха; ибо, как сказал некто, удалив причину, избежишь и последствий! Вот тебе сто дукатов; иди на ярмарку в Салерно, купишь там телят, за три-четыре года вырастим из них быков, будем землю пахать, зерном торговать. Заполним амбары, а там, дай Бог удачи, случится голодный год, тогда будем золото бочками мерить. С помощью друзей куплю тебе титул и выйдешь в благородные люди, как уж многие вышли. Берись за ум, сынок; лиха беда начало, а кто не начнет, тот не продвинется вперед».