href="ch2-468.xhtml#id40" class="a">[468], одного саморегулирования оказалось мало. Ставки для нашего вида слишком высоки, чтобы позволить пустить генную инженерию человека на самотек. Какой бы соблазнительной ни была перспектива увидеть букет из сотен цветов различных нормативных и ненормативных подходов, мы должны стремиться к некой глобальной гармонизации того, насколько далеко мы как вид готовы эволюционировать.

В лучшем случае мировое регулирование уравновесит сложные и часто противоречащие друг другу интересы различных стран и групп. Точно так же, как было с Договором о нераспространении ядерного оружия, уравновешивающим потребности ядерных и неядерных государств, любой эффективный и глобальный надзор в области генной инженерии человека должен найти баланс между интересами всех стран. Те, кто считает неограниченное генетическое изменение своих будущих детей своим неотъемлемым правом и, возможно, даже обязанностью, должны найти точки соприкосновения с теми, кто видит в этом оскорбление человеческого достоинства. Но найти этот баланс не так просто, как кажется. Практически сразу начинаются проблемы.

Философы тысячелетиями пытались сформулировать права и обязанности человека. Во Всеобщей декларации прав человека, написанной после двух мировых войн и зверств нацистов, приведен общий стандарт для «достоинства, присущего всем членам человеческой семьи, и равных и неотъемлемых прав». В первом пункте декларации говорится: «Все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах». Вот здесь проблемы и начинаются.

Что в данном контексте следует понимать под рождаются? Применима ли эта формулировка к эмбриону на ранней стадии, генетически измененному еще до имплантации? Однако если изменить слово рожденный на зачатый, то это не просто ограничит репродуктивные права женщин, но и будет означать, что, находясь в пробирке, каждая из тысячи оплодотворенных яйцеклеток, полученных из индуцированных стволовых клеток женщины, будет иметь те же права, что и ее 10-летний ребенок. Другими словами, складывается ситуация не из простых.

Но если бы мы смогли достичь консенсуса в отношении защищаемых прав и способов их защиты, то регуляторная структура, согласованная на глобальном уровне, имела бы множество преимуществ. Такая организация не просто привела бы к сокращению возможных конфликтов и бесчеловечных экспериментов над людьми. Она бы также поспособствовала международному сотрудничеству, помогла бы снизить затраты на соблюдение нормативных требований и создать атмосферу глобального сотрудничества во имя общего блага.

С учетом этих целей в последние годы было предпринято несколько попыток (правда, в основном безрезультатных), направленных на достижение определенного международного согласия о плане дальнейших действий.

После того, как Международный комитет ЮНЕСКО по биоэтике заявил, что «человеческий геном должен рассматриваться как достояние человечества»[469], Всеобщая декларация о геноме человека и правах человека, принятая ЮНЕСКО в 1997 году, запретила любую «практику, противоречащую человеческому достоинству, такую как практика клонирования человеческой особи». В том же году Совет Европы открыл для подписания свою Конвенцию о правах и достоинстве человека в биомедицине. В документе говорилось, что вмешательства, направленные на изменение генома человека, могут осуществляться только «в профилактических, диагностических или терапевтических целях и только при условии, что они не направлены на изменение генома наследников данного человека».[470]

В феврале 2002 года Специальный комитет ООН по Международной конвенции против репродуктивного клонирования человека начал переговоры о заключении обязывающего договора. Не имевшая обязательной силы Резолюция Генеральной Ассамблеи была принята в марте 2005 года – 84 голоса за, 34 против и 37 воздержавшихся. Она призывала государства-членов «запретить все формы клонирования людей в такой мере, в какой они несовместимы с человеческим достоинством и защитой человеческой жизни»[471]. В отчете о совещании ЮНЕСКО за 2015 год содержится призыв к мораторию на модификацию зародышевой линии, поскольку, по мнению организации, при внесении наследуемых изменений в геном человека «под угрозу будет поставлено неотъемлемое и, следовательно, равное достоинство всех людей, и произойдет возврат к евгенике»[472]. В конце 2015 года комитет Совета Европы, отвечающий за рассмотрение конвенции 1997 года, опубликовал заявление, в котором отказывался от предыдущего документа. Основные принципы конвенции характеризовались в нем просто как некие отправные точки для будущих дебатов[473].

Ни один из этих международных документов и соглашений не имеет обязательной юридической силы. Более того, в них отсутствуют глобальные договоренности о дальнейших действиях. Подавляющее большинство стран, которые ожидают от этой науки наибольшей выгоды, питают наибольшие надежды и наиболее широко принимают с культурной точки зрения и науку, и ее более агрессивное применение, – так вот, все эти страны от подписания конвенции воздержались. Поскольку не хотели, чтобы другие страны, менее заинтересованные в успехе, ограничивали их деятельность.

Но еще важнее то, что ограничение «любых модификаций в геноме любых потомков» и представление человеческого генома как неприкосновенного «общего достояния человечества» является поверхностным упрощенным подходом 20-летней давности, когда мало кто мог представить себе современные чудеса медицины. Одна из самых регулируемых стран в мире в области репродуктивных технологий, Великобритания, выдававшая первые лицензии клиникам по митохондриальному переносу между эмбрионами в 2018 году, стала не преступным элементом, оскверняющим «общее достояние человечества», а первопроходцем в области медицины и гуманизма. Так называемые дети трех родителей, появившиеся на свет после этого процесса, не должны считаться изгоями. Они, как и Луиза Браун в 1970-х годах, являются здоровыми предвестниками будущего мира.

С учетом всех возможностей генетически изменять нас самих и наших будущих детей, чтобы устранить и снизить риски заболеваний, избегание «любых модификаций в геноме любого потомка» выглядит не столько гуманным жестом, сколько инвестицией в будущие опасности. Стремление защитить человеческий геном как «общее достояние человечества» в буквальном смысле превращается в аргумент в пользу запрета полового размножения и требование от человека размножаться путем клонирования. Даже если взломать дарвиновские принципы человеческой эволюции, развитие все равно продолжится – только другими способами. Развивается и меняется сама эволюция.

Но пусть попытки достичь мирового консенсуса в отношении генной инженерии человека пока что и не увенчались успехом, мы не должны оставлять надежду добиться большего успеха в будущем, чтобы оптимизировать будущее нашего вида.

Режим международного взаимодействия в отношении генной инженерии человека, как и ДНЯО, будет носить жесткий и двойственный характер. С одной стороны, он станет средством для ответственного использования науки для достижения общего блага, а с другой – выступит в роли контролера, ограничивающего пределы вмешательства человека.

Найти этот баланс будет необычайно сложно. Слишком мягкие границы могут привести к протестам оппонентов. Слишком строгие – вынудят сторонников искать альтернативные способы получить желаемые услуги – в подпольных клиниках, других странах или на интернациональных территориях (в открытых водах, а когда-нибудь даже в космосе). Проведите черту допустимого где-то в середине, и любое регулирование, скорее всего, станет слишком расплывчатым и не имеющим реального значения. Если не удастся установить единый мировой стандарт генной инженерии человека, то этот революционный набор технологий