кажется, что не было Москвы, поступления в МГУ, встречи с Борисом. Я это все придумала. Однако стоит увидеть шрамы на руке, тут же вспоминаю, как он к ним прикасался губами, гладил пальцами неровную кожу по ночам. Невыносимо!

Первые пару дней я ждала, что Борис позвонит, как это было всегда со дня, когда я вернулась домой, но телефон молчал. И вроде бы отношения с мамой стали, как раньше, но как будто лучшая моя часть жизни закончилась. Не успев даже начаться.

Отложив учебник, я тянусь к телефону. Залипаю на дорогих сердцу сообщениях от Бориса, которые он присылал мне раньше и даже не замечаю заглянувшую ко мне в комнату маму. Тут же отрываю взгляд от телефона и переворачиваю его экраном вниз.

— Чем занимаешься? — спрашивает она, подойдя ближе.

Уже целый час я ностальгирую, листая нашу переписку с Борисом. Я не удалила ни одного его сообщения, а то селфи, которое он прислал мне в одну из своих командировок, засмотрела до дыр. Помню, как радовалась, когда мне удалось уговорить его сделать снимок. На фото Борис стоит на улице в черном классическом пиджаке с таким серьезным и красивым выражением лица, что можно было бы сразу поместить его на обложку какого-нибудь модного журнала и пустить тот в тираж. Я бы точно не прошла мимо и купила. Да и, наверное, не только я.

— Сона? — мама трогает меня за плечо, когда я долго не отзываюсь, поглощенная мыслями о Борисе. Ничего не могу с собой поделать, постоянно о нем думаю.

— Да так. С одногруппницей переписываюсь, — придавая лицу серьезный вид, отвечаю я.

— Ясно, — мама вытирает руки о полотенце, источая радость. Ее взгляд сияет, румянец на щеках появился, от нее вкусно пахнет выпечкой. — Ты, если все, может, переоделась бы? К нам сейчас Виталий и его мама придут.

Я хмурюсь.

— Какой Виталий?

— Ты что, забыла? — опять улыбается мама. — Сын тети Гали. Все прошлое лето он приглашал тебя на свидания, но ты готовилась к экзаменам и почти не выходила на улицу.

— Зачем он придет?

— Я их с тетей Галей пригласила к нам в гости. Нужно же как-то отблагодарить ее за то, что помогает нам с переводом в местный институт и входит в наше положение. Тортик твой любимый испекла, чай заварила. Посидим все вместе немного. Переодевайся, — кивает мама на шкаф и опять улыбается.

Мне становится так паршиво на душе. Обхватываю себя руками, будто защищаясь от всей этой неизбежной реальности, и опускаю взгляд к учебникам, которые стали единственной отдушиной в последнее время. Лучше уж в них погрузиться с головой. Перед ними хотя бы не нужно изображать хорошее настроение и улыбку.

— Хорошо, — говорю я без эмоций и даже не трогаюсь с места, точно зная, что не буду наряжаться и не подойду к шкафу.

Я думала, самое тяжелое со мной случилось, когда я услышала “прощай” от Бориса в трубке телефона, но осознала насколько тяжело лишь спустя время. Я задыхаюсь без низкого грубоватого голоса и не могу забыть зеленых глаз.

Когда слышу звонок во входную дверь, меня накрывает необъяснимой паникой, и начинают гореть щеки. Откладываю учебники и делаю глубокий вздох. Все я понимаю, зачем придет тетя Галя и ее сын Виталик. Чтобы переключить мое внимание, чтоб я и думать забыла о Борисе? А еще на днях должны прийти оригиналы документов и вещи, которые хозяйка квартиры отправила мне из Москвы. Я не смогла сама поехать за ними. Не хватило духу.

Из-за двери доносятся голоса. Через пару минут мама заглядывает ко мне в комнату и нарочито громко говорит, что хватит зубрить учебники. Наверное, чтобы Виталий услышал и восхитился тем, какая я умная? Пытаюсь вспомнить его лицо, но у меня ничего не получается. Взглянув на себя в зеркало, выхожу к гостям и тихо здороваюсь с маминой знакомой и ее сыном.

— Привет, — улыбается Виталий и протягивает мне коробку с тортом.

— Да что вы! — суетится мама и подталкивает меня ближе к сыну тети Гали, забирая из моих рук. — Не стоило. Я же свой испекла. Сейчас только чайник погрею. Сона, Виталя, вы идите пока в гостиную, а мы стол накроем.

— Ничего страшного, мам, — вместо этого я направляюсь на кухню. — Я тебе помогу.

Слышу вслед комплименты тети Гали, какая я умница и красавица, а моя успеваемость в МГУ выше всяческих похвал.

За столом мы возвращаемся к теме обучения и разговору о моем переводе. Я вспоминаю о своих счастливых буднях, с каким желанием ходила в один из лучших университетов Москвы, и впиваюсь в фарфоровую чашку, опуская глаза. Изо всех сил стараюсь не расплакаться, потому что даже представить не могу, что буду просыпаться и ходить в наш институт, что в моей жизни больше никогда не будет Бориса и горячего трепета внутри от его зеленого серьезного взгляда, которым он смотрел на меня. Эмоции душат, в носу начинает щипать.

— Извините, — резко встаю из-за стола и, не поднимая глаз, иду в свою комнату, давая волю слезам за закрытой дверью, уверенная в том, что сегодня больше не смогу ни с кем общаться.

—————

— Входите, — выкрикиваю я, заслышав вежливый стук в дверь спальни, где я прячусь. Судя по тому, что шум в прихожей стих, гости успели уйти.

— Сона… — выражение маминого лица не скрывает ее расстройства. — Что-то случилось? Ты так резко сбежала.

Я на секунду прикрываю глаза, чтобы взять себя в руки. В мои планы совершенно не входит ругаться.

— Мам, мне не нужно, чтобы ты с кем-нибудь меня знакомила… — говорю я как можно мягче. — Ни с Виталиком, ни с кем бы то ни было. Я не выставочная лошадь.

— Да при чем здесь лошадь?! — расстроенно восклицает мама. — Я просто подумала, чтобы вам с Виталием было бы интересно пообщаться. Все-таки вы ровесники и давно не виделись.

— А если мне неинтересно общаться с ровесниками? Значит, я какая-то неправильная?

Мама бледнеет, отчего меня сковывает испуг: вдруг ей снова станет плохо?

— Просто сейчас у меня нет настроения общаться с кем-либо, — спешно поясняю я. — Из-за погоды, видимо, голова побаливает.

— Тот мужчина тебе не пара, Сона. Двадцать лет разницы — это не пять и не десять.

Эти