Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да у меня есть деньги, – Архипова отвела его руку.
– Нет, возьми!
– Спасибо, не возьму, – Архипова подчеркнуто отвернулась к витрине.
Колесников отступил на пару шагов, дождался, пока Архипова закончит выбирать средства гигиены и перейдет к другим, менее щекотливым предметам. К кассе они подошли вдвоем.
– Возьми деньги, оплати покупки!
– Не возьму! Я в состоянии сама себе купить все это.
Кассирша увидев их, «сделала» глазки Сергею Мефодьевичу, а вслух произнесла:
– О, вы опять к нам. В отпуск?! На месяц?!
– Да, – блеснул очками Колесников, – на месяц.
– Рады, рады вам! Заходите, – продавщица говорила с ним, а разглядывала Архипову.
Они вышли из торгового центра. На улице уже было пекло.
– Так, ну, одну задачу выполнили! – сказала Архипова, глядя на полный пакет покупок.
– Да, ты набрала на большую сумму! – сказал Колесников и добавил: – А у меня есть скидочная карта в этот магазин. Представляешь, целых пятнадцать процентов!
Архиповой показалась, что она ослышалась. «Стоп! У него в кармане лежит дисконтная карта, а он даже не предложил ее мне?! Мы стояли на кассе, я сто раз сказала, что сама оплачу. Почему бы не предложить мне эту самую карту?! Я бы так и поступила! Конечно, я так обошлась и обойдусь, но как-то странно это!» – подумала она и внимательнее присмотрелась к Колесникову.
Тот шел серьезный, немного оттопырив губу. Через плечо у него висела небольшая сумка. «Интересно, он когда-нибудь меня под руку возьмет?» – Архипова видела, что многие женщины обращают на них внимание. И поняла почему. Вернее, она увидела их отражение в огромном окне торгового центра – два интересных человека. Но один недовольный, капризный, а вторая – с веселыми глазами, радостная и от этого немного наивная. «Опа! Хозяин и собачка! Он хозяин, я собачка. Я даже верчусь у него под ногами, заливисто лая… Вернее, призывая восхититься пейзажем, солнцем, морем! А он так снисходителен. Мол, что, Жучка…» – Архипова разозлилась и тут же «надела» на себя мину капризной дамы.
– Вот мы и пришли, – сказал Колесников оживленно. Стало ясно, что продуктовые магазины он любит гораздо больше, чем все остальные. Архипова огляделась – торговый зал был огромным.
– Ишь ты! Горит красотой! – рассмеялась она, глядя на фруктовое и овощное изобилие.
– Да, да, – не слушая ее, отвечал Сергей Мефодьевич. Он стремительно двигался по залу, пока не достиг мясного прилавка. Там он вытащил, раскрыл свою спортивную сумку и стал складывать в нее упаковки с мясом.
– Сережа! – позвала его Архипова. – Постой, зачем? Это же неудобно! Надо тележку взять!
Колесников ее не слышал, от мяса он перешел к сырам, потом к колбасам. Архипова поняла, что он ее не слышит, что действует по одной ведомой ему программе. Тогда она вернулась к входу, взяла тележку и вернулась к Колесникову.
– Вот, выкладывай все сюда.
Сергей Мефодьевич посмотрел на нее, как на врага.
– Выкладывай, выкладывай, – сказала громко Александра, – надо порядки и правила соблюдать. Сам же говорил. А то что это? С таким баулом по магазину ходишь?
– Правильно, девушка, правильно! – поддержал ее кто-то из покупателей. Колесников позеленел и стал перекладывать продукты в тележку.
Архипова внимательно за ним наблюдала, а потом вцепилась в одинокий помидор.
– Смотри, откуда это? – сказала она удивленно. – Все расфасовано, а этот сам по себе. А ну-ка проверь, не порвалась ли у нас упаковка?!
Сергей Мефодьевич аж вспотел, он что-то проворчал, потом отнес помидор на место.
– Я так понимаю, что счастье где-то здесь? «Как пенни выменял бы я на шиллинг…» – ядовито сказала Архипова.
– При чем тут пенни? – огрызнулся Колесников.
– Это Кристофер Лог. А процитировали его Стругацкие. Так бы редкий читатель его узнал. Вот я точно бы не узнала.
– И что? Что этот Кристофер Лог? – спросил Колесников.
– Ну что ты придуриваешься? Обман, лукавство – пенни выменять на шиллинг. Пенни – это одна двадцать четвертая часть шиллинга. Так и ты с этой своей спортивной сумкой. Там помидорчик, тут бананчик, там пару конфет. Зачем? Ты голодаешь? – Архипова просто излучала презрение. – Скажи мне, для чего? Для куража? Хорошего настроения?
– Ты не представляешь, сколько они тут списывают! Не заметят. Понимаешь, не за-ме-тят! Разгильдяи и воры! Они не заметят килограмма бананов! Ящика помидоров!
– Да какая разница?! Ты просто это спер! Своровал. Как тот самый вор, о котором ты сейчас так горячо толкуешь! А знаешь, все недостачи вычитают из персонала. Причем самого низкого звена. Из зарплаты кассирш, например.
– Ха, зарплата кассирш! – театрально рассмеялся Колесников. – Ты знаешь, сколько они имеют только на скидочных картах?! А обсчет? А просто выбить лишнее, ты же чек не проверяешь?
– Послушай, ты какой-то хреновый Робин Гуд. Ей-богу, хреновый. Тот бедным раздавал все, а ты вроде как за порядок и справедливость, но тащишь себе в карман. Ты уже определись, родной.
– А что ты на меня напала? Ты вообще почему мне замечания делаешь?
Архипова остановилась.
– А ты подумал о том позоре, который я испытаю, если тебя за жопу возьмут? Ты думаешь, мне приятно смотреть, как ты будешь блеять что-то про «случайно», «черт попутал» и так далее? Знаешь, в моей семье ничего подобного не практиковали, и, коль я уж здесь, сделай перерыв в своих экзерсисах.
Колесников помолчал, а потом сказал:
– Да что такого, в конце концов! Подумаешь, помидор!
– Подумаешь, да не скажешь! – рявкнула Архипова. До нее только что дошло, что уважаемый офицер «мелочь по карманам тырит».
– И никакой ты не офицер. Не морской офицер. Морские офицеры в море выходят. А ты на берегу просидел всю свою жизнь. Ты с матросами не ел, в лодке на глубине не лежал. Все время в кабинетиках сидел. Знаешь, почему ты злой и людей не любишь? Потому что ты не знаешь, что такое военное братство. Не знаешь. Ты – как вот этот помидор. Сам по себе, авось кто-то подберет.
– Ты что это? – Сергей Мефодьевич даже остановился. – Ты что такое говоришь?!
– А что удивительного я тебе говорю? Что тебе не нравится? Или я неправду говорю?!
– Ты гадости говоришь!
– О, – Архипова театрально развела руками, – а ты у нас этим не страдаешь? Ты о ком-нибудь сказал хорошо? О тетке, которая в кафе работает? О сотрудниках магазина? О Леночке с Павлом? О Колмановиче?
– Господи, что ты прицепилась?!
– Я? Я? Да, прицепилась. Можно спокойно отнестись к особенностям характера. Не любит человек горячее молоко, злится, когда идет дождь, не умеет спорить или, наоборот, обожает выяснять истину. Но невозможно смириться с подобным. Понимаешь, невозможно. От этого я так злюсь и так огорчена. Я