Хуже всего дело обстояло в Венеции, где женские монастыри нередко мало чем отличались от публичных домов. В XIV в. там были поданы иски против тридцати трех монастырей, где терпимо относились, а порой даже потворствовали прелюбодеяниям монахинь с посещавшими их мужчинами. Особенно скандальная слава выпала на долю женского бенедиктинского монастыря Сант-Анджело ди Конторта, хотя его обитательницы принадлежали к венецианской элите. Монахини с двумя аббатисами и не думали об осмотрительности, занимаясь половой жизнью на пикниках и – если говорить о восхвалявшемся матерью Марселой уединении в более приземленном смысле – в собственных кельях. Там зачинали и рожали детей, ссорились между собой любовники, пышным цветом цвела ревность. Папа закрыл Сант-Анджело в 1474 г., но этот монастырь был всего лишь одним из многих религиозных институтов, поведение обитательниц которого было достойно самого серьезного осуждения.

Другим женским монастырем, скорее походившим на публичный дом, был английский монастырь в Каннингтоне, в графстве Сомерсет, маленький и бедный, но жили там дочери лучших семейств. Одной из главных грешниц обители была упрямая монахиня Мод Пелхэм, а другим грешником – Хью Уиллиндж, священник «похотливый… и распутный как кролик»[368]. Она не только блудила сверх всякой меры, но и начинала беситься и выходить из себя, если ее этим попрекали. «Она как мегера бросается на настоятельницу и других сестер, испытывающих отвращение к тем вещам, о которых сказано выше… она грозит жестоко их наказать ножами и другим оружием»[369].

Некоторые английские монахини чувствовали себя настолько свободными, что без всякого стеснения вели светскую жизнь, часто ходили в гости и принимали гостей, участвовали в праздниках с пиршествами и в представлениях менестрелей. Монахини, активно жившие половой жизнью, часто брали инициативу такого рода отношений в свои руки, и, хотя некоторые англосаксонские короли специально выбирали себе в монастырях любовниц, за которых молились священники, мужчины-англичане вели себя более сдержанно. Монахини договаривались о свиданиях как в монастырях, так и за их стенами, иногда переодеваясь в светскую одежду для встреч с возлюбленными. В XVI, XVII и XVIII вв. во Франции и в Италии молодые повесы часто заезжали в женские монастыри, где искали себе любовниц из числа достигших брачного возраста монахинь.

Церковь карала за вероотступничество гораздо более жестоко, чем за порочность, отлучая отступницу и преследуя ее, если понадобится, долгие годы. Агнес де Фликсторп была отдана в монастырь против своей воли и сбежала оттуда, потом в течение десяти лет скрывалась, а Церковь повсюду ее разыскивала. Когда Агнес нашли и она вновь оказалась во власти священнослужителей, ее заточили в монастырскую темницу и заковали в кандалы. Измученная физически и духовно, претерпевшая поношения и издевательства, Агнес сдалась и раскаялась, но через несколько лет бежала из монастыря еще три раза.

Документально подтвержденные сексуальные прегрешения и случаи беременности (как свидетельствуют некоторые современные исследования английских женских монастырей, они составляли пять процентов, что, несомненно, не отражало многочисленных аналогичных случаев, а во французских, немецких и латинских монастырях они составляли гораздо более высокий процент) представляют собой серьезное обвинение виновным в насильственном целибате[370]. Не было ничего странного в том, что, когда большинство монахинь попадали в монастырь против своей воли или когда во главе монастыря стояла настоятельница, помещенная туда насильно, вся моральная атмосфера, царившая в таком заведении, была проникнута светским началом и сексуальностью. Удивительно было то, что у такого большого числа монахинь, насильно отданных в монастыри с суровыми правилами, где пристально следили за поведением обитательниц, хватало смелости нарушить самые главные обеты, несмотря на риск унижений, избиений и позора. Бок о бок с сестрами, которые томились желанием, вызванным символикой полета мечты, когда у них дух захватывало от дьявольски соблазнительных образов, монахинь, заточенных в монастыри против собственного желания, волновало лишь сладострастное возбуждение их охваченных страстным желанием чресл. Их отчаяние и протест, их презрение к гонителям, их стремление к плотским удовольствиям и сексуальным наслаждениям, рождению детей и нормальной жизни предавало их лживые обеты. В бесплодной пустыне монастыря они тешили себя сексуальными фантазиями, плели интриги, строили планы, вынашивали замыслы и отчаянно рисковали ради мимолетного утоления сводившей их с ума страсти.

[371]

В XII в. по требованию архиепископа Йоркского Генри[372], который, возможно, был знаком с ее родственниками, четырехлетнюю девочку из благородной семьи отдали в женский монастырь в Уэттоне, в английском графстве Йоркшир[373]. Несмотря на окружавшую ее аскетическую обстановку, она превратилась в ветреную и кокетливую молодую женщину, напрочь лишенную религиозного призвания. Даже принесенные обеты не изменили ее характер. Как-то раз она увидела в монастыре молодого красивого поденщика, и сердечко ее забилось быстрее. Она взглянула на него, он ей ответил, они стали общаться знаками и договорились о встрече ночью, когда юноша даст ей знать, бросив камень в стену или на крышу здания, где она жила.

План был осуществлен без сучка без задоринки; «она вышла Христовой девственницей и вскоре вернулась блудливой прелюбодейкой». Любовники встречались так часто, как только могли, и через некоторое время у других монахинь возникли подозрения, на которые их навел стук бросаемых по ночам камней. Они обсудили возникшую проблему и пришли к ужасным выводам. Монахини поймали свою грешную сестру, избили ее, заковали в кандалы, заперли в келье и сорвали с головы вуаль непорочности. Они морили ее голодом, посадив на хлеб и воду, а от других истязаний воздерживались лишь потому, что она была беременна и полна раскаяния.

В конце концов монахиня из Уэттона заговорила и рассказала о том, кто был ее сбежавшим любовником и где его можно было найти. Мстительные сестры уговорили монахов из расположенного неподалеку монастыря выследить его. Используя всякие уловки и переодевшись в одежды монахинь, те смогли захватить обидчика. Монахини были в восторге, они потребовали, чтобы молодого человека доставили в женский монастырь для допроса. Но на деле допрос превратился в пытку, во время которой связанный узник лежал на полу. В помещение, где он находился, привели его беременную любовницу, и монахини вложили ей в руки нож. Потом они заставили ее, «не желавшую того, отрезать заразу собственными руками». Одна из зрительниц этой жестокой кастрации схватила отрезанные органы и засунула их, «истекавшие кровью», в рот грешника.