усерднее, когда был инженером. Ты никогда не замечал, что многим президентам корпораций по шестьдесят и семьдесят лет?

Он кивнул.

– Это люди, которые не могут продолжать работать там, где требуется концентрация или выносливость. Уж я-то знаю – я сам один из них.

– Вы очень демократичны, мистер Вир, вы знаете об этом? С вами гораздо легче разговаривать, чем с мистером Эвериттоном или другими вице-президентами. Иногда мне приходится напоминать себе, что вы их босс.

– Иногда мне самому приходится напоминать им об этом.

– Не сомневаюсь.

– Ты мне льстишь, так что я отвечу взаимностью – у тебя приятная улыбка. Ты мне кого-то напоминаешь, но я не могу вспомнить, кого именно…

– Выражение такое: рот до ушей, хоть завязочки пришей.

– …кого-то, кто уже умер. Не помню. Пойдем, вытащим твоего репортера, пока он там не окоченел.

Один за другим начали появляться кладовщики, у которых начался перерыв. Я отправил свой стаканчик в урну, где уже упокоилась сотня его пластиковых собратьев с мертвым кофе, и вышел. Ред Харрис, управляющий морозильным складом, подбежал и спросил, все ли в порядке.

– Мы с Дэном показываем репортеру окрестности, – сказал я. – Он в твоем морозильнике.

Тот расслабился.

– И как все идет?

– Прекрасно.

– В десятом отсеке прохудился пол. Я две недели назад сделал запрос на починку.

– Проверю, не смогу ли я ускорить процесс.

– Да ладно. Я просто хотел дать вам знать, что не пренебрегал этим. Ремонтники не любят туда наведываться – ну, вы знаете, из-за чего.

– Придется опустошить отсек и прогреть его, чтобы бетон застыл?

– Можно отремонтировать с помощью эпоксидной заплатки. Чтобы она затвердела, хватит небольшой теплоизоляции и электрического нагрева.

– Понятно.

– Я могу что-нибудь для вас сделать?

– Не думаю.

– Если вам что-нибудь понадобится, мистер Вир, просто дайте знать. Я буду в кабинете.

Дэн распахнул большую дверь морозильного склада. Я сказал:

– Сомневаюсь, но крикну тебе, если что.

Внутри морозильника стало холоднее, чем раньше. Хотя интерьер был достаточно хорошо освещен для выполняемой там работы – в основном укладки поддонов с продукцией с помощью вилочных погрузчиков, – чтобы уменьшить тепло, выделяемое лампами, они все были маломощными. Помещение заливало рассеянное тускловатое сияние, какое мы иной раз видим во сне, когда нам снится, что мы бодрствуем.

Дэн крикнул:

– Фред! Фред! Эй, приятель! – Никто не ответил. – Он должен быть где-то там.

– Он мог выйти, пока мы пили кофе. И сейчас бродит по заводу.

– Он бы этого не сделал, – сказал Дэн. Не успел он заговорить, как в главном проходе появился репортер, вышедший из отсека. Дэн спросил: – Вы не замерзли?

Репортер кивнул и подбежал к нам рысцой.

– Это большое место. В какой-то момент я заблудился. – Подойдя к нам, он остановился, слегка запыхавшись и потирая руки.

Дэн спросил:

– Видели призрака?

– Нет, но кое-что слышал. Когда я был далеко сзади, то услышал грохот с этой стороны, как будто ящики с замороженными упаковками падали на дверь. Я попытался проверить, что происходит, но не смог отыскать дорогу.

Я сказал:

– Вероятно, какие-то складские рабочие разгружали конвейер.

– Их там не было, – возразил репортер. – Они прошли мимо – я спросил, куда все собрались, и они сказали, что у них перерыв.

Снаружи он пожелал взять интервью у кого-то, кто работал в этой части завода, и выбрал молодую женщину из офиса Реда Харриса. Та была среднего роста, темноволосая, привлекательная, но не красавица. Одета в шерстяные слаксы и свитер-кардиган поверх пуловера. Журналист все устроил очень ловко: усадил ее спиной к комнате, создавая психологическое ощущение уединенности, хотя мы с Дэном, сидя с противоположной стороны кабинета, слышали все до последнего слова. Он начал с того, что спросил ее имя и адрес и убедился, что она не возражает против цитирования в статье.

– Предположим, начальство вас услышит, – сказал он. – У вас будут неприятности?

Женщина оглянулась через плечо на нас с Дэном.

– Они меня не слышат, не так ли?

– Нет, если будете говорить тише. Но если я сошлюсь на вас, мне бы не хотелось спровоцировать ваше увольнение, хотя вы сможете отрицать сказанное, если захотите.

– Сомневаюсь, что могу сказать такое, что может им не понравиться. В любом случае, право на свободу слова никто не отменял.

– Ну, не совсем… если вы имеете в виду право говорить правду или то, что вы считаете правдой, или не говорить вообще. Свобода слова означает, что вы можете говорить о правительстве до тех пор, пока не выступите против него – не захотите его свергнуть. Но мне нужно, чтобы вы говорили о себе. Как давно вы живете в Кассионсвилле?

– Около пятнадцати лет. Мы приехали сюда из Хайлспорта, когда мне было двенадцать.

– Когда вы начали работать на заводе?

– Через год после того, как окончила среднюю школу.

– И вы с тех пор его не покидали?

– Нет, не покидала с тех самых пор… Ну, я возвращаюсь домой по ночам, езжу в отпуск и все такое. Вы понимаете, что я имею в виду.

– Вам тут нравится?

– Думаю, да. Через некоторое время привыкаешь к людям – вы же знаете, как это бывает. Все как обычно. Ждешь, не произойдет ли что-нибудь, но оно не происходит, и ты привыкаешь. В каком-то смысле это мой дом.

– Тут скучно?

– Через некоторое время все становится скучным.

– Вас беспокоит холод?

– Не слишком. К нему привыкаешь. Для нас в офисе это не то же самое, что для мужчин, которым приходится работать на холоде постоянно. Зимой мы одеваемся почти так же, как все остальные; летом я ношу что-нибудь легкое, а затем переодеваюсь в женской раздевалке, прежде чем прийти сюда. Однажды у нас работала женщина, которая постоянно носила перчатки без пальцев, и это через некоторое время начало меня беспокоить – не нравятся мне такие. Но она ушла через два года.

– Чем вы тут занимаетесь?

– Печатаю и веду учет. Работаю с документацией склада – ну, понимаете, сколько привезли ящиков и какой партии, сколько увезли и какой перевозчик их забрал.

– Сколько коробок сока, по-вашему, вы внесли в реестры с тех пор, как занялись этим делом?

– Понятия не имею. Целую кучу… но я правда не могу сказать сколько.

– А если предположить?

– Не знаю. Я могла бы попытаться угадать, но это бессмысленно. Вы видели, как их выгружают с конвейера? Я иногда захожу туда, если есть сообщение для одного из мужчин – жена заболела или что-то в этом роде. Или туда, где их погружают на железнодорожные вагоны, грузовики. В коробке сотня банок, и коробок так много, что