Шира проснулась и, шевельнувшись в его объятиях, теснее приникла к нему. Дуводас вдыхал сладкий аромат ее волос и кожи, ощущал сонное тепло ее тела.

В нем проснулось желание, и он принялся ласкать жену — медленно, бережно, все время помня о ее положении. Тела их слились, но в этом слиянии было больше нежности, чем неистовой страсти. Затем Дуводас со вздохом откинулся на спину, все еще обнимая Ширу.

— Я люблю тебя, — прошептала она.

— И я тебя.

Казалось, что мира вокруг просто не существует. Вся необозримая вселенная заключалась сейчас здесь, в этой крохотной уютной спальне. Дуводас положил ладонь на большой, набухший живот Ширы — и ощутил биение новой жизни. Сын! У Дуво перехватило дыхание. Сын!

— Он родится на свет поздней весной, в городе у моря, — сказала Шира. — Я покажу его восходу и закату. Он будет красив, как ты — светловолосый и зеленоглазый. Не сразу, конечно — все малыши рождаются голубоглазыми, — но когда он подрастет, у него будут зеленые глаза.

— Или карие, — сказал Дуводас, — как у его матери.

— Может быть, и так, — великодушно согласилась Шира.

Карис молча слушала рассказ Тарантио о путешествии в монастырь и о спасении Жемчужины. Здесь же были Форин, Неклен и Вент; Брун возился в кухне, стряпая ужин на всю компанию.

— И ты этому веришь? — наконец спросила она. — Я имею в виду — насчет Жемчужины?

— Верю, — сказал Тарантио. — Брун рассказывал мне о воскрешении олторов, а у него не хватает воображения, чтобы лгать.

— Что ж, надеюсь, что ты прав. Меня, впрочем, беспокоит другое — то, что дароты вообще добрались до монастыря.

— Ты о чем? — спросил Тарантио.

— Все наши планы основаны на том, что дароты не любят холода и не двинутся с места до наступления весны. Теперь же ты говоришь, что они в стужу поднялись по горной тропе и перебили десятки монахов. Получается, что они могут вот-вот появиться под стенами Кордуина. А мы к этому не готовы.

Карис повернулась к Форину.

— Каково твое мнение?

— Есть разница между небольшим отрядом, рискнувшим зимой подняться в горы, и целой армией, которая осмелится сделать то же самое. Весной будет довольно воды и для солдат, и для коней. Зимой ручьи и реки покрыты льдом. Дан коням даротов надобно чем-то кормиться, а трава покуда еще под снегом. Я все же думаю, что время у нас есть — хотя и меньше, чем бы нам хотелось.

— Я согласен с Форином, — сказал Неклен. — А поскольку ничего изменить мы все равно не сможем, предлагаю и дальше действовать так, как было задумано.

Карис кивнула.

— Новая катапульта работает великолепно. Сейчас собирают еще три, чтобы прикрывать восточную стену.

— А как насчет южной и западной? — спросил Тарантио.

— Западная стена меня не беспокоит. Местность там идет под откос, катапульту поставить негде, а атаку пеших неизбежно замедлит крутой подъем. На юге нам может прийтись туговато, но если до начала осады у нас есть еще пара недель, мы успеем собрать еще две-три катапульты для южной стены. Я думаю, что дароты ударят прежде всего на севере — постараются проломить стену и ворваться в город. Наша первая и главная задача — остановить их.

— Озобар говорил мне, что у тебя есть и другие планы, — сказал Неклен. — Когда ты ими поделишься с нами?

— Никогда, — ответила Карис. — Дароты, друг мой, умеют читать мысли. Я не думаю, что они станут заниматься этим перед первым штурмом — они слишком высокомерны и считают нас жалкими слабаками. Вот когда мы их отбросим, это высокомерие начнет потихоньку улетучиваться. Тогда дароты и решат узнать, какие сюрпризы у нас еще запасены. Поэтому жизненно важно, чтобы наши замыслы остались в тайне. Именно потому ни я, ни Озобар ни разу не покажемся на стенах — в поле зрения даротов.

— Ага, — сказал Вент, — значит, вот почему каменщики пробивают глубокие ниши в основании стен за воротами?

— Именно. В ближайшие дни ты увидишь еще и не такое, поэтому постарайся особо не любопытствовать.

Вент рассмеялся.

— Это, госпожа моя, легче сказать, чем сделать.

— Знаю. Помню, Гириак все забавлялся играми — например, целую минуту не думать об ослиных ушах. Это было невозможно. И все-таки вы попытайтесь. И, кстати, предупредите людей на северной стене: если вдруг начнется боль и странный жар в голове, немедленно сообщать об этом, а всех, с кем это случится, подробно расспрашивать. Я склонна думать, что дароты скорее всего будут охотиться за мыслями офицеров, ну да я могу и ошибаться.

— Сколько у нас людей, годных сражаться? — спросил Неклен. — В списки беженцев внесено уже десять тысяч человек, и число это все растет. Советник Пурис говорит, что его просто осаждают желающие уехать из Кордуина.

— У нас примерно пятнадцать тысяч бойцов, — сказала Карис, — то есть числом мы превосходим даротов примерно в трое. Впрочем, эти подсчеты бессмысленны — нам ведь нужно будет расставить солдат не только на северной, но и на других стенах. Скорее всего в боях за северную стену нас и даротов будет поровну.

Брун принес на нескольких подносах хлеб, мясо, пирог и большой кувшин красного вина.

— Прентуис пал за один день, — пробормотал Неклен. — Всего один страшный, кровавый день!

— Здесь не Прентуис, а Кордуин, — ответила Карис. — И к тому же там не было меня.

Материальное обеспечение отправки беженцев волновало Пуриса с самого начала. Задача была не из легких — переправить несколько тысяч людей за триста миль к юго-западу, в Хлобан, а потом еще на четыреста десять миль к югу, в Лоретели. Сейчас эта задача намного усложнилась, и Пурис В компании Ниро и десятка писцов поменьше часами просиживал в зале над Большой Библиотекой, лихорадочно пытаясь свести концы с концами.

Желание покинуть Кордуин изъявили уже четырнадцать тысяч людей — почти пятая часть взрослого населения города. Герцогские гонцы загоняли коней, поддерживая связь с Беллисом, корсарским герцогом. Тот потребовал пять серебряков за каждого беженца и еще по десять за тех, кто пожелает переправиться из Лоретели на острова. Цена была, в общем, приемлемая, но сейчас эти расходы угрожали опустошить герцогскую казну.

Если учесть, что в Кордуине сейчас находилось свыше десяти тысяч наемников, которым в начале каждого месяца надлежало выплачивать жалованье, проблем с деньгами и Впрямь было не избежать. Если б герцог не конфисковал все богатства Ландера, отправка беженцев на юг оказалась бы Невозможна с самого начала. Даже сейчас Пурис сомневался, выдержит ли казна такие расходы. На стол упала тощая тень Ниро, и Пурис поднял глаза.

— Не хватает фургонов, сударь, — сообщил Ниро. — Из необходимого количества у нас есть только половина. Цены на фургоны в городе уже подскочили до небес — и это не предел.