Семейная шутка не удалась, и девчонка, едва справившись с румянцем, теперь бледнеет на глазах, глядя, как мы веселимся с моей старушкой, перемигиваясь взглядами.

– Виктор, перестань, – пытается вмешаться отец.

– Бабушка, сейчас не время, – укоряет мать, зная, что ей нас не остановить, и Коломбина, еще больше смутившись, тихо переспрашивает:

– Кто?

– Моя бабушка, а точнее прабабушка – Ядвига Витольдовна.

– По рождению – пани Бжезинская, – поправляет бабуля ладонью перманентные кудряшки на затылке и тут же признается, – а по жизни – Комарова. Так что будем знакомы, деточка.

Стол накрыт на шесть персон. Закуски и напитки расставлены, шампанское налито, и отец широким жестом приглашает всех сесть за стол, раз уж нас ждет такое количество людей. Ведущий, не снимая приклеенной улыбки, обходит с микрофоном столики, приглашая гостей присоединиться к поздравлению, поддерживает шумные тосты, и мы с Коломбиной поднимаем свой первый бокал за здоровье молодых.

Горько!

Бабуля щебечет капризной сорокой, отец вежливо поддерживает разговор, а я молча смотрю на профиль своей невозможно красивой Колючки, сидящей сейчас на стуле так прямо и чинно, что хочется провести ладонями по оголенным плечам, расслабляя их и утешая, и в какой-то момент понимаю, что все смотрят на меня, ожидая ответ на заданный матерью вопрос.

– Что?

– Сейчас должен прийти Серж Лепаж, самолет уже приземлился.

– И?

– Не вмешивайся, сынок. Я постараюсь объяснить сама. Все равно, думаю, на этом наше сотрудничество с мэтром можно считать завершенным.

– Ну и пусть. А чем тебе наши девушки хуже парижских?

– Ничем. Лучше, и ты доказал это. Но Серж… – Мать тяжело вздыхает, глядя на меня так, как бывало в детстве, когда я огорчал ее глупыми проделками. – «Нежный апрель» в наступающем сезоне – отправная точка его вдохновения. Он собирался приобрести его для своего дома моды. Я открыла продажу весенней коллекции всего несколько часов назад, в честь праздника…

– Условия были равные. «Галерея платья» открыта. Ты выставила работу сама, предложив и оценив, так что я играл по-честному.

До Карловны не сразу доходит смысл сказанных мной слов, а когда все же доходит, она так и ахает, роняя салфетку из рук, опуская дрогнувшие ладони на стол.

– Витька, только не говори, что ты его купил! Это же была цена для Сержа!

– Не могу. А как иначе, Ма? Ты заслужила.

– Но… зачем?

– А вот с подобными вопросами к отцу. Он должен меня понимать, как никто. И потом, хотелось сделать тебе приятное. И не только тебе, – говорю с намеком, рассчитывая на родительскую сообразительность. – Между прочим, я работаю, как проклятый, имею право.

– Ты сумасшедший!

– Есть немного. – Я только пожимаю плечами. Кто знает? Рядом с Коломбиной все возможно.

– А вот я так не думаю! – вмешивается отец. – Молодец, сынок! Вот это поступок, я тебя понимаю!

– Мам, Пап, Таня немного не в курсе происходящего, все потом, ладно?

– Даже так? – вздергивает мать высокую бровь, и я киваю:

– Даже так.

Неужели она и вправду подумала, что такая девчонка, как Коломбина, могла выклянчить у меня платье?

Признание состоялось, все остались при своих думах, и я боюсь, что за столом вновь повиснет тишина, но бабуля спасает дело, как всегда лаконично оформив точку зрения.

– А вот я не люблю французов. Чванливые снобы, которые терпеть не могут шум и иностранцев. Помню, нам с Виктором в Париже, на Монмартре, когда он был маленький, в одном бистро пришлось трижды просить чашку кофе, а все из-за его шутливого обращения ко мне – пани Яга и заливистого смеха. И что это за глупая манера у мужчин кутаться в гофрированные шарфики? Натягивать на чресла узкие штанишки, как будто в помине не было французской революции и их знати начисто не срубили головы… Тоже мне, Людовики.

Лампы по центру зала погасли, ведущий дал гостям передышку, и сейчас со стороны эстрады звучит легкая живая музыка, приглашая пары на паркет. Я ждал этого момента целый день, девчонка наверняка не согласится, но руки сами тянутся к ней и поднимают за талию из-за стола. Обвивают туже, увлекая за собой…

– Таня, пойдем, потанцуем.

Хоть пару мгновений наедине с Коломбиной, я так соскучился! Зеркальная сфера под потолком начинает вращение, и кожа моей преобразившейся комедиантки в ее раздробленном свете сияет особенным светом под мелкой россыпью камней, платье льется атласной волной… В новом образе она боится вздохнуть и по-прежнему ступает за мной очень осторожно в жемчужных туфельках, но мягкий блеск в карих глазах говорит мне, что она довольна. Что ей нравится. Что Рыжий фей справился с заданием на все сто и получил одобрение своей ершистой Колючки.

Нет, все-таки Карловна волшебница. Я всегда знал, что это платье особенное – лучшее из ее творений. И для особенной девушки. Но, черт, как же хочется снова увидеть Коломбину перед собой в одних чулках. Прижать к себе, сходя с ума от ее податливости, провести ладонями по голым стройным бедрам и зарыться губами в шелк темных непослушных волос… Так хочется.

Удивительно, но она не сопротивляется. Разрешает положить руки на плечи, привлечь к себе и прижаться щекой к ее виску.

– Послушай, Артемьев, я не так, чтобы очень умею…

– Где-то в этом зале сидит Светка и смотрит на нас. Помнишь, ты обещала быть убедительной.

– Думаешь, смотрит?

– Уверен.

– Обещала. – И пальчики Коломбины послушно скользят на шею, пока я раскачиваю нас в такт музыке. – Обещала, – повторяет как будто себе, вскидывая голову, чтобы найти мой взгляд.

– Да, вот так, ближе. У тебя отлично получается.

Мне хорошо с ней молчать. Чувствовать рядом, смотреть, не мигая, в черные глаза, в которых плещется море эмоций и чувств. Этой девчонке никогда и ничего не скрыть от меня, даже укрывшись за стеной упрямства, и сейчас я читаю в них то, что заставляет мое сердце стучать быстрее, а дыхание рваться на сухом вдохе. Кусать пересохшие губы и видеть, как она смотрит на них, как в ответ приоткрывает свои. Опустив ресницы, гладит взглядом подбородок, шею… и снова находит глаза.

Да, Коломбина, мне хочется того же, что и тебе, но ты должна разрешить себе быть настоящей. Еще немного я готов подождать. Еще совсем немного.

– Ты, правда, был в Париже?

– Был. – Мой ответ ее впечатляет, и я спешу добавить. – Так, всего несколько раз. Очень давно.

– И в Нью-Йорке?

– И в Нью-Йорке.

– А я думала, что ты пошутил. А в Италии был?

– Нет, – вру, и она легонько хлопает меня по плечу, показывая, что распознала маленькую ложь.