Он говорил так жестко, с такой уверенностью, что шофер повиновался почти мгновенно. Сафин мог очень серьезно воздействовать на людей.

— Что случилось? — мне вдруг стало так страшно, что я заговорила шепотом. Но Сафин и не думал меня утешать.

— Мара, я должен здесь выйти. Домой ты поедешь одна.

— Что случилось?! — теперь мне хотелось кричать.

— Возникли кое-какие проблемы. Я должен решить их прямо сейчас.

— Проблемы у тебя или у меня?

— При чем тут ты? Конечно, у меня. Ах, это!.. Нет, не волнуйся. Никто тебя не тронет. Это я тебе обещаю. Все будет хорошо. Сейчас ты поедешь домой и там будешь меня ждать. Я позвоню.

— Нет! Я не хочу!

— Мара, я ничего не обсуждаю.

Сафин вытащил из куртки бумажник, отсчитал деньги и протянул таксисту.

— Вы довезете девушку. Адрес вы знаете. Пожалуйста, уезжайте только тогда, когда убедитесь, что девушка вошла в дом.

— Я понял. Все сделаю, — кивнул таксист.

Сафин небрежно чмокнул меня в щеку и вышел из машины. Я обернулась и увидела большой черный джип с яркими фарами с киевскими номерами, который остановился сразу за такси. Кто был за рулем, я не видела. Сафин бросил свою сумку на заднее сидение джипа и сел рядом с водителем. Лихо сверкнув фарами, джип тут же сорвался с места. Мы поехали за ним. Скоро наша тойота значительно отстала, а еще через время джип, показав правый поворот, перестроился на другую полосу и исчез. Так мы упустили Сафина из виду. Такси продолжало катить прямо.

Я не сомневалась, что этот звонок, и то, что Сафин, оставив меня, вышел из машины, связано со смертью Алекса. Какие еще проблемы мог он решать сейчас? Я думала о самом неприятном, когда зазвонил мой телефон. Резко схватила трубку, но звонил Макс.

— Нужно срочно поговорить. Есть очень важные новости. Мы должны немедленно встретиться. Помнишь, я говорил тебе об анализе тела Беликовой? Есть очень необычный результат. Брось все, выходи из дома и приезжай. Как можно быстрее!

— Макс, притормози. Я сейчас не могу. Я не в городе.

— А где ты находишься?

— По дороге от аэропорта Борисполь. Я еду в такси из аэропорта в город.

— Какого черта? Что ты там делала?

— Встречала… кого, ты понял. Он прилетел из Нью-Йорка.

— Он сейчас рядом с тобой?

— Нет. Макс, кое-что случилось. Умер Алекс. Это случилось часа два назад.

— Как он умер?

— Вроде бы автомобильная катастрофа. Я не знаю подробностей. Он мне не сказал.

— Смерть Алекса — это плохо. Ладно. В любом случае ты должна кое-что услышать. Когда вернешься домой, позвони. Ты сейчас в такси?

— В такси.

— Тогда все обсудим при личной встрече. Обязательно позвони!

Я задумалась, закончив разговор. Так прошло минут сорок, когда я вдруг почувствовала, что наша машина замедляет ход.

— Что вы делаете? Почему тормозите? — я закричала и едва не вцепилась водителю в волосы.

— Чего так орать? Впереди полиция. Машина с мигалкой. Велят остановиться.

Меня затрясло еще сильнее. Теперь я отчетливо видела полицейскую машину с зажженной мигалкой, остановившую наш автомобиль, и черный «Мерседес» с тонированными стеклами, из которого вышли двое мужчин в черных пальто.

Водитель остановился и заглушил двигатель. Я прекрасно понимала, что во второй раз то, что я сделала с Алексом, уже не пройдет. Здесь — тем более. Вообще, Алекс был случайностью.

Один из мужчин открыл дверцу такси и, уставившись на меня в упор, быстро скомандовал:

— Выходите.

— Кто вы такие? Что вам нужно?

— СБУ, следственный отдел, — мужчина ткнул мне в лицо удостоверение, — сама по-хорошему выходи. Или надо арестовать?

— На каком основании?

— Это спецслужбы, — подал голос водитель, — с ними нельзя связываться. Лучше выходите.

Ситуация была безвыходной. Даже позвонить Сафину я не могла. Я вышла из машины. К моему удивлению, никто не стал одевать мне наручники, не стал заламывать руки.

— Садитесь, пожалуйста, в машину, — скомандовал мне мужчина с удостоверением, затем обернулся к таксисту, — вы можете ехать.

Перепуганному таксисту не нужно было повторять дважды. Он тут же сверкнул покрышками — только его и видели. Сопротивляться смысла не было. По крайней мере, со мной обращались вежливо. Я села на заднее сидение их автомобиля, мужчина с удостоверением — рядом со мной, второй — вперед, рядом с водителем. Машина тронулась с места.

— Что это значит? Куда вы меня везете? — от страха я подала голос.

— Вы все узнаете, когда мы приедем, — сухо, но вежливо ответил второй с переднего сидения, что у меня пропало желание задавать вопросы.

Искоса я посматривала на лицо СБУшника, сидящего рядом — если он действительно был из спецслужб. Я старалась повнимательнее изучать левую половину его лица. Так всегда бывает, когда от кого-то зависит твоя жизнь.

Внизу его левую щеку перерезал застарелый шрам, плавно переходящий в шею. Именно из-за шрама я прозвала его Меченым. Более того, он внушал мне настоящий страх. Человек, способный вытерпеть такую боль (интересно, кто это сделал с его лицом?), и вновь вернуться в спецслужбы, способен относиться к жизни серьезно. И я уже глубоко подозревала, что наши понятия серьезности очень отличаются друг от друга — у него, и у меня.

Второй, сидящий на сидении рядом с водителем, казался мне каким-то узким, высохшим. Еще по дороге к машине я определила, что он очень высокого рота, а потому все части его тела являются узкими, словно вытянутыми в длину. Поэтому я прозвала его про себя Узколицым, и когда он зачем-то повернулся к своему напарнику, поразилась точности своего наблюдения. Узколицый — иначе не скажешь! И было сразу понятно, что этот Узколицый в заметном подчинении у Меченого. Меченый — главный. Я четко поняла распределение ролей.

Я не могла точно сказать, сколько прошло времени, когда машина, наконец-то, остановилась. Остановились мы у заброшенного дома в глубоком лесу, и Узколицый демонстративным кивком велел мне выходить.

Первым вышел Меченый. Я — следом за ним. Узколицый уже топтался на снегу, поглядывая в сторону одинокого темного дома, чью крышу почти полностью скрывали массивные ветви деревьев. Шофер остался в машине. Я старалась запоминать детали: лес, темнота, бревенчатый одноэтажный сруб, мороз, утоптанный к дому снег. Вокруг не было ни души. И по дороге к дому я впала в какой-то ступор.

Все чувства, мысли, страхи исчезли. Отстраненно, погруженная в пучину какого-то вселенского равнодушия, я наблюдала со стороны за тем, что происходит со мной. Узколицый включил свет. Мы прошли коридор и оказались в довольно большой комнате, освещенной единственной тусклой лампой под потолком, свисающей с голого шнура. Окна были прикрыты широкими полосами фанеры. Посередине комнаты стоял обыкновенный стол и два деревянных стула с обеих сторонам от него. Прикрепленная на длинном штативе к столу пластмассовая лампа была почему-то зеленого цвета. Такие обычно используют для компьютеров. И все. Это была настоящая комната для допросов. Для жестоких допросов.