Вика решила не дергаться, и он повторил всю ту же процедуру: перевернуть платок, плюнуть, вытереть кровяной потек.

— Не течет уже. Так… просачивается.

Поблагодарив и этого, она со злостью на саму себя подобрала все, что у нее было, и втиснулась в формирующийся строй на свое место. «Дура, — сказала она сама себе, — все еще и дура, и кура, как и сказали».

Взвод построили в три шеренги, и она оказалась в самой середине: с самого начала новобранцев строили не по полу, а все же по росту. Командир взвода вышел быстрым шагом откуда-то сбоку: то ли обходил грузовики, то ли что-то в этом роде. Вика тут же сфокусировалась, потому что зрелище было интересное: на старшем сержанте помимо «АК-74» висели сразу две трубы «Шмелей». Насколько она помнила с единственного показа, исходный, немодифицированный вариант огнемета весил будь здоров — больше десяти килограммов. Соответственно, совершенно не похожий на Шварценеггера или культуриста Невского комвзвода-2 оказывался более крутым изнутри, чем снаружи.

Потом она поглядела налево и направо и уже не смогла отвести взгляд от того, что увидела. Далеко впереди столбами стояли дымы. Далеко и… широко. По всему горизонту, полукругом. И отдаленный рев, и удары, чувствующиеся уже ногами. И треск, тихий по сравнению со всем остальным, но почти непрерывный.

— Приготовиться к движению пешим порядком! Командиры отделений, перераспределите груз, если требуется. Или по ходу меняйте, чтобы вторые номера пулеметов у вас не сдохли. В грузовиках не оставлять ничего.

Вика оглянулась на бронированный тягач: тот разворачивался на шоссе «ласточкой», в три приема, застилая все вокруг сизым вонючим дымом и не давая прислушаться. Потом ей пришло в голову, что, если огонь стрелков слышно даже через рычание дизеля МТ-ЛБ, значит, стреляют гораздо ближе, чем ей сперва показалось.

— Товарищ комвзвода! А что происходит-то?

Слава богу, это спросила не она. Вика отлично понимала, что ей ума хватило бы, но как раз сейчас ей было не до того. Тем не менее она повернула голову обратно, ожидая очередной порции мата и команды двигаться. К ее удивлению, старший сержант не начал орать, а очень спокойно разъяснил, что двигаться дальше на грузовиках — нарываться на неприятности.

— И так чудом проскочили, — произнес он, обведя рукой что-то за их спинами. — Моя б воля, я бы уже с самого туннеля пешком топал.

Вика обернулась: никакого туннеля она не помнила. Впрочем, под тентом… Может, и не заметила. Или заметила, но не сообразила. Не захотела сообразить.

Лебяжье было справа или, если ориентироваться более точно, справа-сзади. Сколько-то дней назад там был отец, и именно туда она думала двигаться, если бы это было реально. Теперь там так же дымило, как и по всему горизонту. В Лебяжьем Вика бывала, и не один раз: да, там имелось, чему гореть… Однако при этом, как ни странно, именно сейчас страшно не было. Отец наверняка уже давно летает с другого аэродрома, откуда-нибудь в паре сотен километров в глубь страны, а то и еще дальше. Он пилот бомбардировщика, а не вертолетчик.

Об этом же она продолжала думать уже на ходу: «движение пешим порядком» началось очень быстро, через какие-то минуты после выгрузки. Проклятую коробку с консервами у нее все-таки забрали. Старший сержант, поглядев на выражение Викиного лица, подошел и просто раздал по паре банок нескольким ребятам слева и справа. Никто не отказался. Он даже не буркнул про «сама могла бы догадаться», и это Вику опять неприятно кольнуло. Но потом и очередная микрообида, и мысли об отце ушли, потому что начался марш.

Она никогда не думала, что это будет так трудно — просто идти с тяжелым грузом. Ей не дали тащить ленты к ручным пулеметам, выстрелы к огнеметам. Ничего не отсыпали из чудовищных размеров баула, который, напрягаясь, тащил тот же лейтенант Ляхин. Но и всего остального было так много, что уже через километр Вика подумала, что скоро сердце не выдержит и она умрет. Она не знала, что будет так трудно: за считаные дни учебы им не дали ни одного большого «марш-броска с полной выкладкой», потратив все время на обучение стрельбе и самоокапыванию. Никакой тренировки за дни не заработаешь, но хоть узнала бы, к чему готовиться…

Метров на пятьсот хватило рассуждений «про себя» о том, что она не утонченная филологесса, а пловчиха с серьезным первым разрядом. Потом, на следующие пятьсот метров, — размышлений на личные околомедицинские темы: не лопнут ли от нагрузки коленные суставы раньше, чем сердце, и так далее. Смотреть вокруг почти не получалось, лицо само собой опускалось вниз, но она чувствовала, что другим легче, хотя бы просто потому, что разговоры не прекращались.

Двумя километрами дальше она впервые увидела сгоревшую машину, сброшенную с шоссе через дыру в металлическом отбойнике. И тогда же — следы на асфальте: жирные закопченные пятна после пожаров, осколки цветных и прозрачных стекол, глубокие выбоины там и сям целыми сериями.

— Автоматическая пушка, — глухо сказал шагающий рядом парень Костя, ставший за последние дни еще более худым. — С самолета.

Она его не спрашивала, но от прозвучавшего сбилась с шага, получила сзади по щиколотке и по спине с навьюченным на нее грузом и аж зашипела от этого. Костя сказал что-то еще, но в этот раз она не разобрала ни слова: так шумело в ушах.

Каждая следующая минута оказывалась труднее, чем предыдущая. Никакое «второе дыхание» не открывалось, даже не собиралось. Взвод поторапливали отрывистыми, резкими командами, звучавшими как лай, и, сумев в одну из самых трудных минут поднять голову, Вика увидела, что голова колонны далеко впереди сходит с шоссе. Это ее удивило и одновременно дало какие-то силы: марш в итоге мог оказаться и коротким. Но почему их не подвезли к этому самому месту на грузовиках? Так торопились их освободить?

— Живо, живо! Бабуины беременные быстрее перелезают! Кого ждешь, твою мать?!

Вика чувствовала, что комвзвода нервничает: в нем уже не осталось почти ничего нормального, что было вначале. Никаких черт того «старшего брата», которого он им обещал. Но спорить было некогда: перелезть через металлическую полосу, установленную на высоте полуметра от земли, оказалось неожиданно трудно. Справилась, конечно, ухватившись за Костину руку, и тут же подала руку следующему. Старший лейтенант прибежал со стороны головы колонны быстрой трусцой, обвешанный гремящим железом и уже в каске. Обматерил всех их слева направо и, не отдав ни одного конкретного и четкого приказания, побежал обратно. После этого и старший сержант начал материться уже почти без остановки, и едва последний боец третьего отделения преодолел чертов отбойник, тут же дал команду «бегом».

— Совсем близко уже, похоже, — выхрипел Костя, бегущий рядом с Викой, как привязанный. Она не ответила ни слова, сберегая дыхание, но по крайней мере услышала, и это дало ей тему для отвлекающих от желания упасть размышлений на следующие сотни метров.

Дважды на сколько-то минут переходя с тряского бега на быстрый шаг, а затем снова пускаясь бегом, взвод преодолел заиндевевшее поле, затем ведущая их дорожка уперлась в мелкую деревеньку и тут же вильнула вбок, удаляясь от нее.