Очередные лающие команды старшего сержанта сорвали их всех с места. Вика уже ничего не слышала и уж точно ничего не понимала. Она просто начала делать совершенно то же самое, что и другие, и от этого ей стало легче. Ей всунули в руки огромную картонную коробку, и она даже не стала говорить, что от ее веса она умрет: просто взяла и понесла. Та оказалась не полной, и даже одного этого почти хватило на секунду счастья. В коробке звякали консервные банки, да и на картоне сверху отпечатались они же. Можно было начать ревновать: сам старший сержант с ног до головы был обвешан оружием.

— Взвод, стройся!

— Батальон!..

Воспринятого за последние дни хватило: в этот раз Вика вовремя сообразила, что командуют не им. Более того, бегом формирующие строй ребята вообще были не из их батальона: и бушлаты другого оттенка, и лица сплошь незнакомые, и офицеры чужие. И еще бронежилеты одинаковые, а не вразнобой, как у них.

Бывшую учебную роту строить не стали, а бегом прогнали мимо равняющего шеренги батальона к ревущим грузовикам. Сплошь «ЗиЛы» привычного вида, уже сформировавшие колонну. В ее голове — единственный МТ-ЛБ с пулеметным вооружением. Им никто не собирался давать время что-то обсудить, пообщаться: солдат ее роты начали набивать в кузова грузовиков вплотную одного к другому, буквально заваливая их сверху железом, вещмешками, коробками. О слове «комфорт» здесь никто даже не задумывался: каждый был притиснут к соседу до предела, лежащий на коленях груз поднимался до самого подбородка и еще до того, как они тронулись, начал весить почти тонну. Автомат Вика зажала между коленями, тупо повторив то, что сделали остальные. Несмотря на холод, дышать ей было нечем — и от скученности, и от страха. Мат в воздухе стоял уже почти непрерывно, и в интонациях ей слышалось: да, все уже все поняли. Да, сейчас.

— Ребята! Ну ребята же! Ну скажите, ну чего вы? Что, правда?

Ноющего придурка крыли руганью со всех трех сторон, но он не унимался и все продолжал переспрашивать, будто они все знали, но не говорили ему. Как ни странно, это не взвинчивало нервы — может быть, уже некуда, — а помогало. Когда ругаешь кого-то, может стать легче на душе. Ты не один такой здесь…

Погрузка длилась долго, сопровождаемая руганью, лязгом, вонью выхлопа от хреновой солярки и пахнущего острым страхом пота многих десятков человек. Снаружи, за тентом, Вика узнала голос командира их роты, но опять не разобрала ни слова из сказанного. Почему-то тент был как граница, отсекая маленький мир внутри кузова «ЗиЛа» от всего, что было снаружи. Так маленькие дети прячутся под одеяло. Крепче ухватившись за ствол «калашникова», можно было попытаться справиться с тем, что съедало ее бедную голову изнутри, но не получалось. Хотелось плакать, хотелось вскочить, раскидать в разные стороны каску, бесполезный бронежилет, лопатку, подсумок, оружие, вещмешок, дурацкую коробку с жирными консервными банками, заорать что-то… И вырваться наружу из этого места. Туда, где не будет пахнущего железом, смазкой и страхом воздуха. Где будет мир.

— Поехали!

Их дернуло назад, потом вперед, и Вика даже с каким-то облегчением осознала, что все-таки не успела сорваться. Теперь можно было концентрироваться на движении машины, на том, как ее мотает влево и вправо, то наваливая на обоих соседей по очереди, то давая им навалиться на нее саму. Крикнувшего «поехали» обозвали «Гагарин хренов», сказавшего это обругали уже в три голоса и так далее. Некоторое время всем было чем заняться, и даже крики командира отделения, все его «прекратить немедленно» и прочее, ни на кого не влияли. Но ехали они долго, все успели устать, и ругань сначала потеряла накал, а затем интерес. Все замолчали почти одновременно и только вполголоса, почти машинально, поминали разные анатомические детали женского и мужского организмов, когда их громадный «ЗиЛ-131» подбрасывало на ухабах. Скорость все машины держали приличную.

Вика приподняла голову, когда один из бойцов передал по скамейке просьбу посмотреть, что сзади. Просьба двигалась к корме грузовика довольно долго, а вот ответ дошел почти тут же:

— ИКЕЮ проехали.

Переспрашивать начали сразу многие, но опять же быстро затихли: где это находится, знали даже жители области. Вика попыталась привстать, чтобы поглядеть в мотающийся позади просвет: ее дом должен был быть почти рядом. Можно было бы увидеть, если бы не тент. Но теснота и невозможность двигаться под грудой всего полученного добра лишили ее даже иллюзорной надежды. Ненужной, понятное дело. Какая польза от того, что она посмотрела бы на силуэты высоток своего микрорайона? Но все равно жаль.

Сразу после этого она с неодобрением подумала о том, что бронежилет, каска, автомат и патроны совершенно не делают ее солдатом, а вот двигаться под грузом всего этого она почти не сможет. Даже просто вылезти из машины будет проблемой: ноги уже начали затекать, а им еще неизвестно сколько ехать.

— Лейтенант! — позвала она неожиданно для самой себя.

Сидевший наискосок от нее «санинструктор» перевел на нее тупой взгляд.

— Ты с каких краев?

Тот ответил не сразу, и Вика как-то вдруг совершенно четко поняла, что он сейчас думает. Выбирает как ответить: резануть, что на «ты» рядовые к лейтенантам обращаться не должны, или… Ну, не дурак, наверное. Они в одном взводе, и оба по факту рядовые стрелки. СВД, судя по всему, уплыла в далекое никуда: кто теперь вспомнит о данном обещании? Да и толку от него…

— Местный.

Лейтенант снова отвернулся, но Вика видела, что он все равно ждет продолжения разговора. Двигатель «ЗиЛа» ревел так, что разговаривать было непросто, почти как в метро. Интонаций в голосе не чувствовалось совсем, но хотя бы что-то слышно без крика.

— А работал где? Я никогда не спрашивала.

— В больнице. Терапевтом.

На это Вика не знала, что ответить, профессия не показалась ей особо гламурной. Но она как бы с пониманием покачала головой, и этого хватило.

Сидящий слева от Вики мужик постарше их обоих начал рассказывать какую-то длинную историю про то, как у одного его знакомого сын косил от армии как раз через больницу. По его словам, купить докторов было дешевле, чем военкомов. В ответ на это еще один мужчина начал рассказывать другую историю, давностью в несколько дней. Неожиданно похожую на страшилку с вечерних посиделок в палате детского летнего лагеря — Вика еще не забыла, как это бывает.

— …И вот мамаша орет прямо на военкома, а сынок молчит и только вздрагивает. Ладно бы она за ручку его привела, но тогда какой смысл был бы вообще приходить? Повестку в унитаз спустила, и свободны… А так он сам пришел, и она бегом за ним, сечете? Сначала на сына наорала, что он идиот и дебил, потом на всех остальных нас, кто в коридоре стоял и на этот театр пялился, что мы все тоже дебилы… А потом и на вышедшего военного. Чего только не обещала: и «американцы придут — вас первых на сук вздернут», и «всех вас, быдло, уничтожить надо, чтобы людям жить не мешали», и все такое на полную катушку.

— И что?