– Сынок…

– Бертран знает, что ему делать, – отрезал Ксавье, – и что для него хорошо.

– Я хочу вернуть себе место под солнцем, папа.

Выдержав паузу, он добавил ровным / непререкаемым тоном:

– Открытка доставлена три дня назад. Лола мне не позвонила.

Позже Флоранс пришла в комнату Бертрана. Он сидел на кровати и молча смотрел на нее. Она не произнесла ни слова, просто обняла его.

– Ты принял правильное решение. Работа помогает скоротать время.

Присланных страховщиками врачей удовлетворили анализы Бертрана, редакция GEO не возражала – при условии, что Бертран согласится на вооруженную охрану в особо опасных командировках. Фотограф убедил главного редактора Тристана отказаться от специального номера журнала «Озера», а помещать каждый месяц материал о каком-то одном. «Идею поддерживаю. При условии, что будешь участвовать в каждом номере, пусть и на удаленном доступе». – «Нет проблем, согласен». – «Просмотрю контракт и пришлю тебе». – «Спасибо». – «За что?»

Нельзя сказать, что властям очень понравилось решение Бертрана, но Александр Делатур умел ждать и быть убедительным. Пока Бертран набирал вес и занимался под присмотром врача в спортзале, журналист пустил в ход связи.

Сначала Кения, потом Танзания, Патагония, озера Титикака, Маракайбо, Никарагуа. А дальше – Европа, включая Исландию.

Ксавье повторил, что как профессионал должен признать: его брат «готов». Марк поругался с сыном – вполголоса, но «с сердцем». Однажды утром Бертран вошел в ванную, где брился отец, и произнес на едином дыхании, глядя в зеркало:

– У меня было кольцо. Я получил его в подарок от одного индуса десять лет назад. Он сказал, что оно рассказывает историю своего хозяина. Я отдал кольцо похитителю – по первому требованию – и подумал, что моя история подходит к концу. Я ее продолжу, чего бы это ни стоило. Хочу чувствовать себя свободным на дорогах, папа. Не желаю ждать и медленно сходить с ума.

За несколько дней до отъезда Дафна зашла навестить Бертрана. Он не удивился. Молодая женщина не питала романтических иллюзий насчет своей «счастливой звезды» и потому пользовалась обстоятельствами и людьми, то есть всем, что могла взять от жизни. Дафна обожала свою профессию и блистала в области модной журналистики благодаря врожденному вкусу, природному любопытству, дерзости и упорству. Она открыла и уже несколько лет «вела» одну африканскую стилистку. Шутинг[54] ее творений на соседнем острове Занзибар был запланирован очень давно, потому что все это…

– …уточняется за полгода, – объясняла она за столом, глядя на Ксавье. – Я уже тысячу лет держу в объективе Анжелу Бассо. На мне, кстати, одна из ее вещей.

– Красивое платье, – похвалила Флоранс.

Дафна кивнула и пустилась в долгие рассуждения о тканях, культуре творчества, «натуральных красках», потом завела речь о фотографиях, упомянув, что Хлоэ Блан делает репортаж.

– Помнишь ее?

– Мне нравится, как она работает, – кивнул Бертран.

– Исключительно по-женски, – вставил свои пять монет Ксавье.

– Согласна и очень этим горжусь, потому что стиль Анжелы нежный, но ей поддаются и очень грубые, «первозданные» ткани. Мне нужна была женщина-репортер, чтобы красота платьев заиграла по-настоящему. Пришлось ждать Хлоэ – она сегодня нарасхват.

Дафна взахлеб рассказывала «о себе любимой», но не забыла восхититься мужеством Бертрана. Она откровенно объяснила, что сделала – о, конечно вместе с другими французскими журналистами! – для «тебя и остальных».

– О проблеме заложничества говорят недостаточно. И не под тем углом. Необходимо кричать об этом на всех углах, снова и снова. Не позволить обществу привыкнуть к ужасу происходящего.

Флоранс посмотрела на сына – тот слушал и молчал, добавить было нечего.

Он знал, что Дафна очень поддерживала его родителей, но была безукоризненно корректна – в дом не пришла ни разу за все время его «вынужденного отсутствия». До их расставания она встречалась с его родственниками шесть раз. У нее была исключительная память, она могла описать погоду, ожидание у ворот, его комнату, где они дождливым летним днем занимались любовью. Именно тогда Дафна познакомилась с Ксавье и Женнифер, приехавшими на день рождения Флоранс (Бертран, кстати, блистательно отсутствовал на празднике).

В госпитале его мать по достоинству оценила общение с Дафной. «Наши разговоры не были бессмысленными или неуместными…» Бертран промолчал. No comments[55].

Ксавье наблюдал за братом и не видел в его глазах гремучей смеси боли и счастья. А вот лицо Дафны выражало любовь… другую форму любви. Описать ее словами доктор не мог, но очень бы хотел, чтобы Женнифер смотрела на него так же, как молодая женщина с идеальными ножками смотрит на его брата.

Такая любовь – не производное девяти лет совместной жизни, она – первопричина этой самой жизни. Спокойная любовь. Ее легче проживать, чем чувство, подобное страсти брата к незнакомой Лоле. Ксавье знать не знал и не хотел знать, какая она – уродина или секс-бомба, в жизни все работает иначе. Любовь – алхимическое чувство, в том числе любовь с первого взгляда и еще кое-какие отношения между двумя людьми. Неврологи согласны с такой концепцией. Психологи тоже. Как-то раз, в баре, Бертран сказал, глядя в стакан:

– Один охранник давал мне воду, когда я хотел пить, даже просить не приходилось.

Ксавье размышлял, но не забывал поглядывать на ноги Дафны. А она восторгалась желанием Бертрана занять свое прежнее место.

– Ты прав, и жизнь подтверждает твою правоту, все устроилось и без моего участия!

Этим Дафна и ограничилась. В ее намерения не входило раздражить хрупкого загорелого мужчину в белой рубашке, которому так идет короткий ежик волос. Дафна наслаждалась ужином в кругу семейства Руа, воспринимала его как стартовую площадку, шаг вперед, маленькую победу, кое-что еще между ним и мной. Она одарила окружающих правильной улыбкой, изящным выверенным движением положила ногу на ногу.

За едой Бертран расспрашивал про общих знакомых, Дафна отвечала – обстоятельно и точно.

– А как там улица Эктор?

– Я давно не живу по этому адресу.

– Ну конечно, – спохватился Бертран, но Дафна и тут оказалась на высоте:

– У бакалейщика родилась восьмая дочь. С ума сойти, согласен?

Флоранс на полном серьезе объяснила, что «бывают «девчачьи» и «мальчиковые» семьи, а еще семейки «дурачин», да-да, не смейтесь, у них даже младенцы глупые». Ксавье поддержал мать озорной улыбкой, сказал:

– Мы не из таковских, вот только папа вечно мной недоволен.