Дафна искоса взглянула на Бертрана и сообщила, что в начале года встретила в самолете свою соседку-бортпроводницу.

– Ту, что вышла замуж, помнишь? Она родила близнецов и дала им имена, совершенно друг с другом не сочетающиеся: Ленни и Мария. Ее подруга рассказывала, что Лола с удовольствием нянчится с малышами во Франкфурте, а ее муж – соруководитель лаборатории – продвигает собственный проект.

Мадам Жианелли заметила, как напрягся ее сын. Конечно, заметила, на то она и мать! Бертран не дернулся, не моргнул, но душа его рвалась на части.

– Беременность близнецами – почти всегда риск, – заметила Флоранс.

– Лоле пришлось лежать на сохранении, роды начались преждевременно, и ей сделали кесарево. Дети получились замечательные, но рожать она больше не сможет, – сообщила подробности Дафна.

– Иногда это приводит к разводу… – задумчиво произнесла Флоранс.

Дафна улыбнулась (Ксавье!) и сказала:

– К счастью, Франк есть Франк – честный малый, как говорили раньше, – он ведь очень хорош, так что в отсутствие Лолы вокруг него наверняка крутились барышни.

Бертран допил вино. Она не знает, что он чуть не сдох. Его отец спросил, как назвали последнюю дочку бакалейщика, признался, что всегда мечтал о дочери, и Бертран ушел в туалет. Надолго. Стоял и смотрел на воду в унитазе. Вода была прозрачная, и несколько недель назад он пил бы и пил ее с величайшим наслаждением, даже не подумав нажать на спуск.

Бертран опустил крышку и сел. В голове была глухая пустота – за 378 дней он научился освобождаться от мыслей и отправлять себя в другое пространство. Сегодня оно причиняло ему невыносимую боль.

Вернувшись к столу, он обнаружил, что родители ушли к себе в бунгало. Ксавье и Дафна разговаривали в баре. Бертран выпил два прохладных пива подряд и отправился спать. Через четверть часа молодая женщина посмотрела на часы.

– Я улетаю завтра, рано утром, – сказала она. – А ты когда возвращаешься во Францию?

– Через три дня. С родителями, – ответил Ксавье. – Бертран покинет Африку на следующей неделе.

– Он достаточно окреп?

– Я считаю, это пойдет ему на пользу.

– Тебе виднее, ты – врач.

Ксавье улыбнулся и проводил Дафну к ее хижине.

– Бертран много работает над своими материалами, думаю, он не оставил мысли составить книгу о воде.

– Понимаю, – кивнула Дафна, – хоть и не представляю себе, что такое настоящая жажда. Ну ладно, пока, рада была повидаться.

Она исчезла за дверью.

Убедившись, что Ксавье отошел достаточно далеко, Дафна вышла на узкую аллею, петлявшую между бунгало. Мужчина, которого она жаждала заполучить любой ценой, находился в нескольких метрах от нее, но журналистка передумала и вернулась к себе.

Она лежала на кровати, под вентилятором, и размышляла. В сентябре их роману, отношениям, дружбе исполнится десять лет… «Проеденных дырами» наподобие швейцарского сыра. Как там говорила ее бабушка: «У нас не бывает грюйера без дырок». Эта достойная, благоразумная женщина заметила бы сейчас: «Хочешь чего-нибудь добиться, делай все, что в твоих силах». Встреча с семьей Бертрана доставила Дафне невероятное удовольствие и оказалась очень полезной. Она не знакома ни с одним издателем книг по искусству, но жизнь может дать ей шанс, если правильно взяться за дело.

Дафна поставила будильник, чтобы проснуться на рассвете. Бертран был жаворонком и вообще плохо спал. В отличие от Ксавье она находила, что он осунулся и выглядит неважно.

Утром она надела легкое белое платье, заплела в косу длинные темные волосы, закрыла чемодан, отправилась в холл, спросила кофе и села за столик с видом на океан. Портье принес чашку.

– Закажите мне такси, я буду готова через сорок пять минут.

В утренних сумерках она могла видеть мужчину, бродившего по песку.

Бертран плохо спал – его терзали мысли о Франке Милане. Идеальный муж, чудесный отец, сексуальный, талантливый, страстный мужчина… женившийся на женщине, которую я не сумел удержать.

Дафна подвинула к нему чашку, и он выпил кофе, глядя на воду.

– Ксавье рассказал мне о твоей книге…

Ночные облака раздвигались, открывая взгляду розовеющие небеса. Когда он повернул голову, Дафна улыбнулась.

– Сейчас приедет мое такси.

Она встала, нежно поцеловала Бертрана в щеку и пожелала «очень счастливого путешествия».

Я хотел получить еще один шанс. Хотел усовершенствовать мое покрытие… А получил ветвистые рога из золота и спасенную жизнь. Ну что же, мне его дали, мой второй шанс.

Не знаю, когда я все испортил в наших с Лолой отношениях. Теперь это не имеет значения. Я лежу в ожоговом отделении Франкфуртской больницы, в палате для особо тяжелых пациентов. Моментами я испытываю счастливую дрожь, но, уходя, она оставляет мне ощущение чудовищной вины. Прошло много дней, прежде чем я понял, что одни называют меня «чудом спасшимся», потому что обгорел только мой правый бок от плеча до середины бедра, а другие говорят: «Он счастливчик, потому что левша!»

За везение я заплатил глухотой.

Расследование не выявило злого умысла. Диверсии не было. Крыша провалилась под тяжестью снега, что спровоцировало утечку газа. Мне предстоит заново произвести многие расчеты, и это держит меня «на плаву». Иоганн Хайс уверяет, что времени предостаточно. Врачи говорят, что я «очень скоро смогу сняться с якоря». Они обещают «починить» меня не позже чем через несколько месяцев. Чудо из чудес – ровно столько же времени понадобится на оборудование новой лаборатории.

Отец уверяет – ненатурально, – что все образуется, мать плачет всякий раз, приходя сюда, говорит, что Ленни и Мария не должны видеть меня таким, могут испугаться. Она права. Конечно же права. Лола? Я не видел ее со дня смерти Мегеры, а два дня назад получил бумаги на развод. Инициатором стал я и видеться с ней отказался тоже я.

Гнев, ненависть, злоба, досада, печаль, чувство вины не покидают меня. Каждый вечер я задвигаю эти чувства в угол комнаты и молюсь, чтобы ночью их сожрал монстр, но поутру они просыпаются и выглядят лучше меня. Вот бы материализовать их и выбросить, как Библии Мегеры, в больничный бак для отходов. Может, тогда я бы понял? Вряд ли… Время тоже бессильно. Зато я верю в катастрофу. Я мечтал о лучшем мире… Жаждал второго шанса – и получил, будь он трижды неладен! Если бы Лола не изменила мне, я бы не остановился на автобане, чтобы ответить на звонок, и заехал бы на стоянку раньше Камински. Шел бы в темноте, слушая, как скрипит снег под сапогами, и успел бы обморозить лицо, нажимая на кнопки кодового замка. Запах газа я бы точно не почувствовал, и меня убило бы взрывом – придавило бронированной дверью. И сегодня я лежал бы в могиле. Я – не Камински. Нет, я не верю в погоду, но верю в бедствие. Я так сильно хотел быть лучшим, что забыл о предупреждении: «Будьте осторожны со своими желаниями – они имеют свойство сбываться». Я часто повторял, что важен лишь результат. Теперь мне известно, сколько весит каждая буква этой проклятой фразы. Она тяжела, как каменная десница, и мне приходится с этим жить. Как и с тем фактом, что жена обманывала меня с 5 июня 2009 года по 9 января 2012-го. Я провожу ночи, пытаясь подсчитать, и не могу. Просыпаюсь – живой и глухой. Она спасла мне жизнь, и она же меня убивает.