Я знаю, что убил Камински.

Завтра придет мой адвокат. Я отдам ему все бумаги. Не хочу ничего знать и ничего понимать. Потому что я, Франк Милан, не способен забыть. Даже если меня «восстановят», я не сумею возродиться. Ты была права, бабушка, я буду страдать. Но я не мертв. Я вернусь к работе, снова займу свое место и однажды смогу заниматься детьми в отведенное мне законом время.

Я скажу Лоле, что обязан ей жизнью. И заберу все, что от нее осталось.

Внезапно раздался шум, зазвучали голоса и смех. Бертран оторвался от экрана и наклонился взглянуть, что происходит на пляже. Человек тридцать топтали белый песок, как муравьи сахарную лужу. Он узнал длинноволосую блондинку Хлоэ Блан, она свистела, как пастух, собирающий стадо. Персонал отеля, манекенщицы всех рас с разноцветными волосами, техники, устанавливающие ограждения. Прямо у него перед носом готовилось зрелище. Он вернулся к своим фотографиям.

Два следующих номера GEO будут посвящены африканским озерам. Главный редактор оставил выбор за Бертраном – он мог начать с Южной Америки, Европы или Азии, но решил продолжать с того места, на котором остановился. В камере, отклонившей пулю – ту, что должна была попасть в сердце, – сохранилась карта памяти с отличными снимками озера Виктория. Их он и собирался поставить в первый номер. Он оценивал свою работу, разглядывал сделанные недавно портреты, свет, упавший на лицо, мысль.

Не все люди похожи, не все вызывают доверие. Некоторые отводили взгляд – от застенчивости или страха увидеть, кто они такие на самом деле. Случались секунды, когда мужчины, женщины, дети, старики, смотревшие в объектив, давали ему больше, чем любому другому человеку в жизни каждого из них. Я могу обессмертить мгновение. «Я отдала тебе все, что могла, Бертран». Мне нужно больше. Он закрыл глаза и вспомнил взгляд Лолы – тот, что был у нее в аэропорту Франкфурта. Это был восхитительный, мучительный, нежный, жестокий, страшный взгляд…

Родители вернулись домой и не нашли в почте ни слова от Лолы. Что теперь? Я все еще нужен тебе? Я должен посмотреть тебе в глаза, чтобы понять. Почему ты не звонишь? Не готова? Нуждаешься во времени? Не можешь просто так бросить Франка? А со мной хочешь жить? Я жду известий, Лола.

Бертран потер лицо ладонями. Слух резал визгливый голос Хлоэ. Он поднял голову: группа медленно мигрировала к воде. К четырем пальмам, растущим у самой кромки. Бертран захлопнул дверь хижины и пошел к ним. Очень молодая платиновая блондинка послушно принимала позы по команде фотографа в ультракоротких шортах. Она повернулась к Бертрану и подмигнула, приглашая присоединиться, протянула ему фотоаппарат и продолжила давать указания, а он сделал с десяток кадров и получил удовольствие.

– Следующая!

– Будет через две минуты!

Хлоэ нежно обняла Бертрана.

– Рада снова тебя видеть.

– Почему вы здесь? Что было не так на Занзибаре?

– Цвет песка. Оказался слишком белым – для белых платьев.

– Я не заметил белоснежных нарядов, – удивился Бертран.

– Прибудут с Дафной и Анжелой. Между нами говоря, она – та еще сучка… Я об Анжеле. Три дня строила мне «козью морду» с белыми платьями на белом песке. Не скажи мне Дафна, что здесь пляж будет золотым, умотала бы в Париж – заниматься дочерью.

– Сколько ей?

– Лили 5 лет. Моя жена – замечательная мать.

– Хочу снимать вашу свадьбу.

– Как только примут закон[56], дорогой! Я не теряю веру в человечество.

Бертран улыбнулся, и Хлоэ успела щелкнуть его, прежде чем вернуться к очередной модели. Двухметровая девица в оранжевом платье – точно такое же было на Дафне – развела руки, и ее тень протянулась до воды.

Час спустя на специальном катере привезли долгожданную одежду. Анжела нашла песок «чуточку недостаточно white[57]», и снимать начали на палубе, которую сильно качало. Бертран принял участие в «маневрах по стабилизации». Дафна стояла напротив него и выглядела погруженной в работу организатора, прилагающего максимум усилий, чтобы все получилось. Анжела действительно оказалась сучкой, но работать умела и любила. Бертран попросил фотоаппарат. Манекенщица, молодая метиска с синими, как океан, глазами, застыла, глядя на него.

– What do I do?[58] – растерянно спросила она.

– Just look at me[59].

Бертран сделал один снимок, стоя в воде, отдал Pentax ассистенту, забрался на борт, снял и отбросил мокрую рубашку, сразу пожалел о своем жесте и подобрал ее, стараясь не замечать установившейся тишины: окружающие смотрели на его шрамы. «Плевать!» – подумал он и отщелкал ровно столько кадров, сколько собирался.

Когда наступила ночь, они с Хлоэ отправились прогуляться по пляжу. Говорили о Париже, вернее, говорила она, а он слушал. Работа, техника, аппаратура, новинки, сплетни, Лили, «Марина-моя-жена», квартира на бульваре Сен-Жермен – «мы ужасно ее захламили»…

– Думаем уехать из Парижа, купить дом для дочери. На улице, где она сможет свободно бегать с подружками.

– Хочешь пива?

– Спасибо, нет, мне завтра работать, нужно быть в форме. Если захочешь поснимать, присоединяйся. – Она поцеловала его в губы, улыбнулась. – Я о завтрашней съемке.

– Я понял, Хлоэ.

– Допей мой мохито – для меня слишком сладко.

Бертран не знал, как долго слушал в полной темноте шум прибоя. Ни Луны, ни звезд[60]. Открыв глаза, вспомнил, как подошла Дафна, легла рядом. Залпом допил мохито.

– Женщина, о которой ты думаешь, замужем?

– Да.

Долгая пауза.

– Я рада, что она заставила тебя потерять голову.

Ему захотелось схватить журналистку и зашвырнуть ее в воду – как можно дальше, – но произошло нечто совсем другое. Потом оба решили, что «это ничего не меняет», и заснули. Проснулся он в одиночестве.

Первое, о чем подумал Бертран, не удивившись этой мысли: как Лола смотрит на Франка?