Больше они не разговаривали. Полковник вел себя так, словно Глеба не существует. Смотрел сквозь него, не слушал, когда сын хотел что-то сказать. Сначала юноша был даже рад этому, но через пару дней уже места себе не находил. Ему стало так страшно, будто его швырнули в холодный бушующий океан.

«Подожду здесь», – решил Глеб, остановившись посреди комнаты.

Ему было не по себе – словно он не в собственном доме, а на экзамене. Хотя нет, на экзаменах юноша чувствовал себя куда лучше, пусть и волновался перед началом. Учился он хорошо, и даже самые строгие преподаватели были им довольны.

Вспомнив об этом, Глеб разозлился. Ему уже семнадцать, он закончил военную академию и принял присягу. Он умеет управлять боевым цеппелином, делает сложнейшие маневры, может проложить маршрут и устранить на своем судне любую поломку. Совсем скоро он поедет на фронт и там будет защищать Гардарику от османской армии. Но отцу всего этого недостаточно. Что еще нужно сделать, чтобы дождаться его одобрения? Найти и поймать Варю Чударину? Но что, если и тогда ничего не изменится? В голове зазвучали слова господина Н.: «Отец вас похвалит, я не сомневаюсь. Может быть, даже скажет, что вы не так никчемны…»

Глеб принялся расхаживать по кабинету. Ему захотелось все высказать отцу прямо сейчас.

– Я знаю, что вы никогда не будете мной гордиться, – сам того не замечая, юноша репетировал возможный диалог. – Я устал ждать похвалы или хотя бы одного доброго слова. Поэтому уеду в самое ближайшее время – раньше, чем планировалось. И вряд ли вернусь. Прощайте.

Сердце у Глеба забилось чаще – да, так и нужно поступить. Уехать – самое верное решение, ведь он уже совершеннолетний. Только… Юноша опустил плечи. Одно дело – разговаривать с самим собой и совсем другое – сказать все это отцу. Да он рассмеется Глебу в лицо! Скажет, что он распустил сопли, как девчонка, что позорит семью, что бежит от трудностей.

Глеб остановился у окна. На подоконнике он увидел толстую картонную папку с потрепанными тесемками. «Кручинин, Елисей Романович» – было написано аккуратным, почти каллиграфическим почерком.

С утра к полковнику приходил человек – кажется, Блюститель в штатском – с какими-то бумагами. Должно быть, он и принес сюда дело князя.

Глеб открыл папку, прежде чем успел подумать, что отец ему за это сделает. Поначалу внутри ничего интересного не обнаружилось: подробная биографическая справка, копии документов и дипломов, фотокарточки князя за разные годы. «Родился… поступил… окончил… получил патент…» – Глеб рассеянно перелистывал страницы. Дальше к делу крепилась короткая справка о Марианне и Полине Кручининых – жене и дочери князя. Обе светловолосые и ясноглазые – юноша загляделся на их портреты и снова подумал о том, как они похожи на Варю. Или Варя – на них. Господин Н. сказал, что Варя – дочь князя Кручинина, но, как такое возможно, Глеб до сих пор не мог понять.

Из раздумий его вывели фотографии с места крушения цеппелина «Аргест». Под грудой обгоревших обломков виднелись человеческие тела – почти все пассажиры погибли. Вот что говорилось в коллективном отчете инженеров Альянса: «В четвертом отсеке воздушного судна, вероятнее всего, было заложено взрывное устройство с часовым механизмом. Об этом говорит характер повреждений корпуса. Очевидно, взрыв должен был произойти раньше – до погрузки пассажиров на борт. Но так как запуск был произведен раньше намеченного времени…» На бумаге стояла красная печать «Секретно!». А вот следующий отчет, сделанный днем позже, утверждал, что причина крушения – дефект расчалки в хвостовой части машины, а также недостаточный предпилотный осмотр.

«Странно, – встряхнул головой Глеб. – Кто-то заложил взрывчатку в „Аргест“, но в газетах об этом не писали ни слова. Только кричали, что князь Кручинин допустил ошибку…»

Но самая необычная находка ждала юношу в середине папки – перед фотографиями полутемной лаборатории и протоколами допросов.

«Его Превосходительству Великому Магистру Прогресса…» – так начиналось послание, исписанное мелким аккуратным почерком.

Глеб торопился, перескакивал со строчки на строчку, выхватывая обрывки фраз.

Внизу стояла затейливая подпись. Глеб сумел разобрать заглавную букву «П» и спрятанные в завитушках «о», «л», «з». В голове у него что-то щелкнуло, и завертелись, цепляясь друг за друга зубчатыми краями, мысли-шестеренки.

Бомба, спрятанная в дирижабле. Взрыв. Донос. Получается…

– Ты что творишь, гаденыш?!

Услышав яростный рык отца, Глеб захлопнул папку и отскочил в сторону:

– Я только…

Но было уже поздно. Полковник Владыкин в три шага пересек кабинет и навис над сыном:

– Я спрашиваю, что ты творишь?! Убери руки от секретных документов!

От отца пахло спиртным и крепким табаком. Глаза сузились, щеки побагровели, и Глебу показалось, что он слышит скрежет зубов.

– Отец… я не знал, – пробормотал он. – Я ведь помогаю вам в этом деле и поэтому решил…

– Помогаешь?! – проревел полковник. – Ты? И сильно ты мне помог?

– Нет, но… – Глеб замялся и побледнел.

– Я отвечу за тебя. Ты не сделал ни-че-го. Только шлялся по балам и библиотекам. Ты для этого учился в академии?!

– Вы ведь даже не дали мне объяснить! Я уже несколько дней пытаюсь с вами поговорить!

– О чем мне с тобой разговаривать? – проскрежетал полковник. – Не нужны мне ни ты, ни твоя помощь. Не путайся под ногами!

Глеб замер. В груди вспыхнуло и стало расти во все стороны что-то большое, тяжелое и горячее. Кровь прилила к щекам, кулаки сами собой сжались. Вот он. Тот самый момент. Нужно прямо сейчас все высказать отцу. Объявить о своем отъезде, попрощаться и уйти, не оборачиваясь. Лишь бы только голос не дрожал…

– Посмотри на себя, – усмехнулся полковник, – стоишь, краснеешь, с ноги на ногу мнешься, как девица из пансиона. Что ты там себе напридумывал? Уехать? Катись куда хочешь, но про мои деньги можешь забыть.

– Мне не нужны ваши деньги, – выдавил Глеб, опустив голову. – Мне нужно уважение…

– Что-что? – Полковник вернулся к столу и уже снял крышку с тяжелого хрустального графина. – Ты, кажется, сказал «уважение»?

– Да, – прошептал юноша.

Несколько мгновений отец смотрел на него, выпучив глаза, а потом откинул голову назад и расхохотался.