От неожиданности она подскочила. После второго звонка сняла трубку.

— Я не разбудил тебя?

Она уставилась на телефон, потеряв от изумления дар речи. Это был Том Кольт.

— Дженюари… ты меня слышишь?

— Нет… то есть да, слышу… нет, вы не разбудили меня.

— Слава богу. Я уже собирался отдать указание портье разбудить меня утром и вдруг понял, что мой завтрашний вечер не занят. Ты видела «Позолоченную леди»?

— Нет.

— Я — большой поклонник Морин Степлтон. Достану на завтра три билета. Предупреди Линду.

— Возможно, она уже видела этот спектакль.

— Ну и что? А мы — нет. Два голоса обеспечивают большинство. Мы будем решать все споры подобным образом. Заеду за вами в семь. Спокойной ночи.

Услышав щелчок, она посмотрела на телефон и медленно опустила трубку. Значит, он не с Линдой. Лежа в темноте, Дженюари думала об этом. Он не с Линдой! Но почему она так обрадовалась этому? Она сама хочет Тома Кольта! Она замерла, потрясенная сделанным открытием. Но это правда… Она влюбилась в человека, который старше ее отца. В мужчину, имевшего жену и ребенка! И он неравнодушен к ней, Дженюари! Ведь он позвонил ей, а не Линде, насчет «Позолоченной леди». Неужели он действительно испытывает к ней какие-то чувства? Но Хью сказал, что он ленив… и позволяет девушкам ухаживать за ним… не прилагает усилий, чтобы завоевать кого-то! А разве Линда не сделала шаг навстречу Тому? Однако он позвонил ей, Дженюари. Потянувшись, она разрешила себе помечтать. Вдруг его жена внезапно попросит развод или… неожиданно умрет и… это плохо… она не должна желать ей гибели. Допустим, он действительно влюбится и сам подаст на развод… нет… он не бросит сына. Том Кольт-младший значит для него очень много. Предположим, красивая молодая жена заявит Тому, что это не его ребенок… что она родила его от какого-то парня с пляжа… что она хочет развода. Тогда он будет избавлен от чувства вины… Конечно, Том будет давать ей деньги на содержание ребенка, носящего его фамилию, но он сможет жениться на Дженюари… они заживут вдвоем в доме на побережье… она займется перепечаткой его рукописей… все будет чудесно.

Безумие!

Да… это безумие… но она сжала подушку и начала погружаться в сон, вспоминая, как Том смотрел на нее в машине.

Она спала плохо, но, услышав звонок будильника, бодро вскочила с постели, приветствуя новый день. Стоя под душем, запела: «Я влюблена, я влюблена в чудесного парня!» Потом вспомнила другую песню Роджера и Хаммерстайна: «Этот человек совсем мне не подходит, но почему я плачу оттого, что он принадлежит другой?» Однако она не плачет, а поет, как идиотка, стоя под душем, и чувствует себя лучше, чем когда-либо.

Но он женат. Она думала об этом одеваясь. Где ее совесть? Посмотри, как страдала мать, когда у отца были романы. Но она не собиралась спать с Томом Кольтом. Так приятно испытывать нежные чувства к мужчине… жаждать его общества и восхищения. Неужели это дурно — просто находиться рядом с ним? Тем более что никто не знает о том, что происходит в ее душе.

Ей трудно удавалось сохранять спокойствие, говоря с Линдой.

— Что значит мы идем на «Позолоченную леди»? — закричала Линда. Я бы охотнее посмотрела «Нет, нет, Нанетт». И вообще, почему он позвонил тебе?

— Не знаю… может быть, потому, что мы все время были втроем. Возможно, он не хотел, чтобы приглашение выглядело как имеющее личный характер.

— Что ж, скоро от троицы останется только пара… наверно, это произойдет сегодня вечером!

— Разве мы не собирались работать над статьей втроем?

— Все изменилось. Я освобождаю тебя от этого задания.

— Но почему?

— Слушай, Дженюари, все равно Сара Куртц будет переписывать текст. А когда придет время ехать в турне, мы отправимся в поездку вдвоем с Томом. Я скажу ему об этом позже… объясню, что мне пришлось поручить тебе новую работу. Я даже познакомлю Тома с Сарой и скажу ему, что буду отсылать пленки ей. После одного взгляда, брошенного на нее, он не захочет взять Сару в турне.

Дженюари заколебалась.

— Линда, позволь мне самой писать статью. Я чувствую, что у меня получится. Разреши поехать с вами. Обещаю, я не буду тебе мешать.

— Дорогая, ты уже мне мешаешь. К сожалению, сегодня вечером я буду вынуждена с этим мириться… так что наслаждайся минутой. Скоро третий будет лишним.

Они сидели в затемненном зале. Том признался, что Морин Степлтон — его идеал актрисы. Дженюари видела Морин в нескольких постановках и соглашалась с ним. Но впервые ей не удавалось сконцентрироваться на пьесе. Она слишком остро чувствовала присутствие Тома. Хотя все его внимание было сосредоточено на спектакле, Дженюари испытывала ощущение близости с человеком, сидевшим возле нее в полумраке театра. Несколько раз, когда их локти соприкасались, Дженюари с трудом преодолевала желание снова коснуться его. У Тома были такие сильные, чистые руки… ей нравилась форма его ногтей. От Тома исходил какой-то знакомый запах. Она принюхалась, пытаясь определить название туалетной воды. Том повернулся к девушке.

— Это «Шанель номер пять». Я всегда пользуюсь этим одеколоном после бритья. Кое-кто понимает это превратно.

— Нет, мне нравится.

— Отлично. Я достану тебе флакон.

Он снова стал следить за ходом спектакля.

По окончании его они прошли за кулисы к мисс Степлтон, которая присоединилась к их компании в «Сарди». Том сказал, что если бы ему взбрело в голову написать пьесу, он обязательно сочинил бы что-нибудь для Морин. Они заговорили о спектаклях… старых и современных… принялись сравнивать постановки. Дженюари, удивив Тома, вспомнила несколько названий.

— Но ты не могла видеть их, — заметил он. — Они шли, наверно, еще до твоего рождения. Девушка кивнула.

— Да… но с восьми лет я не только смотрела все бродвейские спектакли, но и слушала, сидя в ресторане, как обсуждали пьесы, шедшие в сороковых и пятидесятых.

Она поняла, что они вели беседу, в которой Линда не могла участвовать. Дженюари попыталась втянуть подругу в общий разговор.

— Мы с Линдой учились в одной школе. Она была нашей звездой. Вы бы видели ее в «Энни, возьми свой револьвер».

Линда оживилась, а позже заговорила с мисс Степлтон об интервью для «Блеска».

Когда Том привез девушек к их дому, Линда не попыталась пригласить его к себе.

— Я решила подождать до турне. По-моему, он тоже так настроен. Там все произойдет совершенно естественно.

Утром дверной звонок зазвонил одновременно с будильником. Накинув халат, Дженюари посмотрела в «глазок». Это был посыльный с пакетом. Она приоткрыла дверь, не снимая цепочки. Расписавшись в журнале, попросила мужчину положить посылку на пол. Дженюари сняла цепочку, лишь когда мужчина зашел в лифт. Этому правилу Дженюари научил Майк — оно входило в тот минимум знаний, который необходим девушке для выживания в Нью-Йорке. Когда кабина поехала вниз, Дженюари открыла дверь и схватила посылку. Внеся ее в квартиру, осторожно открыла. Там находился самый большой флакон «Шанель номер пять», какой она когда-либо видела. Записки не было. Девушка прижала подарок к щеке — значит, Том действительно думал о ней. Где ему удалось в восемь тридцать утра раздобыть такой огромный флакон? Он послал один флакон или два? Не понесет ли сейчас посыльный аналогичный подарок Линде?