первую попавшуюся комнату. Помещение было тесным и маленьким, мебель покрыта простынями. В окне солнце начало садиться, оставляя комнату в тени, остатки золота проступали сквозь простыни, пока они не стали бледными, скелетными на фоне сумрака.

– Нейт?

– Его здесь нет, – пропел голос. Она испуганно повернулась, но никого не увидела. Дверь была по-прежнему закрыта. В комнате было тихо. – Его нигде нет. Бедный маленький мертвый мальчик, все пропало, пропало.

Что-то двигалось в пространстве. Невидимое, шаркающее. Оно взъерошило простыни. Тени взбирались по стенам, делаясь продолговатыми под лучами заходящего солнца, и у нее возникло отчетливое ощущение, что мертвые делают все возможное, чтобы вырваться из этой комнаты, куда она их привела: «Прочь! На выход! Мы хотим уйти!»

В воздухе витал запах гнили. В беспорядке что-то смеялось.

– Так красиво, так аккуратно, – пропел голос, теперь ближе, чем раньше. – Так вкусно и сладко есть.

– Кто ты? – Она попятилась назад, двигаясь к двери. В недрах комнаты что-то грохнулось на пол. Простыня упала, обнажив забрызганное краской дерево мольберта художника.

– Кто, – пропел голос. – Кто? Кто мы? Мы – это ты.

– Это не имеет никакого смысла. – Она потянулась, нащупывая дверную ручку за спиной.

– О да, имеет. В этом есть смысл, сладкая, маленький цветочек, маленькая хорошенькая Уэнздей. Мы живем вместе, он и я, как и ты живешь со своим зверем. Притаились внутри. Кусаемся, как шалуны. – Хихиканье, пронзительное. – Только я присосался к гниющему телу, а ты будешь жить вечно. Мой безумный, вечный родственник. Девочка, ставшая богиней. Как мальчик-демон должен поклоняться твоим ногам.

Ближе, ближе. Оно волочилось по полу, вытягиваясь, как тело, вырывающееся из могилы.

А потом он встал.

Она зажала рот рукой, подавляя крик.

Это был мужчина, или то, что осталось от мужчины. Его голова была вогнута, вбита, как будто тяжелым предметом. Его лицо было сморщенным, кожа местами сгнила до костей.

Его одежда была разорвана в клочья, руки покрыты дорожной сыпью. Серебристые волосы растрепанными клочьями росли на его голове.

– Брат, – произнесло существо в ее костях. – Вот ты где.

– Кто ты?

– Я полуживой и полностью бессмертный. – Взгляд без век расширился. – Разве они не говорили тебе? Разве это не их любимая фраза? Non omnis moriar. Мы не умрем полностью. – Он снова рассмеялся, высоко, чисто и холодно. – Какая гниль. Какая чушь. Человек не создан для того, чтобы жить вечно. Этот уже много лет как умер. Он пригласил меня внутрь, и я шептал в его голове. Я пел в его коже. Я рассказал ему все свои секреты. Он мог бы жить вечно, но вместо этого он умер, разбился на обочине дороги, и теперь я играю на нем, как на клавесине.

Делейн врезалась в дверь. Ее телефон тяжело ударился об пол, и она оставила его, потянулась к ручке, пытаясь открыть дверь. Фигура-труп не бежал. Он вообще не двигался. Только наблюдал за ней, сквозь улыбку виднелись зубы.

– Я хотел бы, – сказал он, странно глядя на нее, – поговорить с моим сородичем.

– Останься, – приказал ей голос. – Нужно кое-что исправить.

Она не слушала. У нее не было шанса. Дверь распахнулась, и она вывалилась в коридор, налетев на какую-то фигуру. На этот раз крик, вырвавшийся у нее, был полным. Она упала назад, отшатнувшись, и наткнулась прямо на Ричарда Уайтхолла.

Он был одет по-праздничному, в рубашку с воротником и праздничный жилет, на шерсти которого были нашиты жирные танцующие индюки. Его очки сидели на голове, и он смотрел на нее ужасно холодным взглядом.

– Интересно, – это все, что он сказал.

– Там что-то… – Она перевела дыхание, с трудом выдавливая из себя слова. Ее сердце колотилось так сильно, что было больно. – Там что-то есть. Что-то мертвое.

Уайтхолл лишь оглянулся через плечо, вглядываясь в душную тишину завешенной простынями комнаты. Мольберт валялся на полу, дерево разлетелось на щепки. Его глаз дернулся.

– Я ищу своего старого друга, – сказал он, закрывая дверь. – Человека по имени Марк Микер. Вы его знаете?

– Нет, – солгала Делейн. Ее сердце гулко стучало в груди.

Вздохнув, Уайтхолл поправил очки.

– Его телефон отключен. Уже несколько дней. Но он отправил сообщение, как раз перед тем, как пропал. Вы знаете, что там было написано?

В этот раз Делейн захотелось, чтобы голос внутри нее сказал что-нибудь умное.

– Нет, – повторила она.

Улыбка Уайтхолла была маленькой и рассудительной. Улыбка профессора, тщательно продуманная.

– «Я нашел ее». Ее. Разве это не интересно? – Его улыбка ослабла. Его рука задержалась на ручке двери, закрывая вход в студию его жены. Закрывая путь к этой ужасной, гниющей твари. – Я имел в виду то, что сказал, мисс Майерс-Петров, – сказал он. – Вы были замечательной ученицей. Хорошая девушка, со светлой головой на плечах. Вам следовало прислушаться к моему совету. Вам следовало держаться подальше от Колтона Прайса. Боюсь, что цена за его компанию будет гораздо выше, чем вы готовы были заплатить. Мне жаль, что до этого дошло.

Что-то тупое ударило ее по макушке. А потом она видела только тьму.

49

У Колтона Прайса был тщательно продуманный распорядок дня. Он выглядел так: он просыпался. Он растягивался. Спускался в подвал и старательно напрягал свои мышцы. Когда тренировка заканчивалась, он шел на кухню и готовил себе коктейль. Он принимал душ, слушая журчание воды, виртуозные композиции Генделя. Агриппина. Соломона. Иногда, если он был в настроении, Иуды Маккавея. Пять минут или меньше.

Каждый день одно и то же. Но не сегодня.

Сегодня он сидел в комнате, в которой не был уже очень давно. На пыльном синем мешке, который его мать называла «безвкусным» и «омерзительным», а его брат – «удобным» и «я все равно его куплю». Он был слишком велик для него сейчас. Его колени торчали под странными углами. Набивка сместилась, постарела и износилась больше, чем имела на то право, его копчик упирался в твердое дерево под ним.

Он не двигался. Он посмотрел на кровать. Она была безупречно заправлена. Не Лиам, а горничная, которая работала здесь когда-то давно, до того, как дом превратился в склеп. Покрывало на кровати было из черно-белой клетчатой фланели. На множестве броских подушек с бахромой настояла их мать. Идеальный каталог. Дом и сад. Изголовье кровати было из серого дуба. Плоская столешница была увешана трофеями.

Они уставились на него. Колтон уставился в ответ.

Свет из окна был окутан инеем, толстый слой льда увеличивал солнце, пока оно не залило трофеи преломленным золотом. На мраморных колоннах с гравировкой зажглась пыль. Маленькие металлические спортсмены позолотились в сверкающих красках.