— Что бы с ним ни случилось, София, я жалеть не стану, — отрезал Эйдриан. — Я не настолько сентиментален, чтобы вздыхать об этом подонке. Справедливость свершится завтра, и я не жалею ни о чем.

— Тогда почему, Эйдриан? Ты беспокоишь меня. Я никогда не видела тебя таким.

Он перебирал прядки ее волос.

— Горькая ирония, вот и все. Слишком много мыслей о прошлом, слишком много размышлений о будущем… Мы прекрасно знаем, как мимолетна жизнь, и все равно растрачиваем ее по пустякам. Я не хочу, чтобы моя меланхолия передалась тебе. Я пришел, значит, все прошло…

Неправда. Что бы ни привело его сюда, еще ничего не прошло. Она читала в его душе как в открытой книге и чувствовала его тревожное настроение, которое ранило ее сердце. Эйдриан никогда не грустил. Ей всегда казалось, что стоит ему щелкнуть пальцами, и любая душевная смута уйдет так же быстро, как и шумное беспокойство Юри.

Как эгоистично и необдуманно с ее стороны предполагать такое! Он перенес многое, как и она. И если он никогда не показывал, что творилось в его душе, то совсем не значит, что жизнь его всегда безмятежна.

Ей вдруг стало ужасно стыдно. Она открыла в нем лишь те качества, которые можно использовать. Его силу, его страсть. Она рассчитывала, что он заполнит зияющую пустоту ее жизни, но никогда не думала, что может то же самое сделать для него. София Роли, которую он привез из Парижа, посмеялась бы над тем, что она может иметь что-то серьезное с мужчиной. Она знала, что все мужчины хотели от нее одного: власти и денег.

Но благодаря Эйдриану София стала другой. Если он пришел сегодня, чтобы подышать с ней одним воздухом, может быть, она значит для него больше, чем ей кажется?

София повернулась и обняла его покрепче, словно старалась дотянуться до его сердца своим сердцем. Она попробует хоть ненамного удержать его. Возможно, она могла бы утешить его, как он утешал ее.

Он, кажется, понял, что она пытается сделать. Прижался щекой к ее голове. Молча, незримо, не говоря ни слова, дал понять, что открывает ей свои новые переживания.

Она не знала, что составляет их суть, но они передались ей, творя мучительную и острую близость. Ее сердце сжалось и открылось навстречу, принимая его смятение. Не ведая, что происходит с ним, она чувствовала, как необходима ему. И, стараясь принять его боль, надеялась сделать его ношу хоть немножко легче.

Долгие минуты прошли в полной тишине, София ощущала, как постепенно он успокаивается в ее объятиях. Он нежно целовал ее макушку, как бы в знак благодарности, подавая маленький сигнал, говоривший ей, что она смогла помочь. Он обрадовал ее.

Сладкая, утонченная чувственность окутала их. Глубокая. Священная, наполнившая ее эйфорией.

Легко и неожиданно любовь вышла из ее сердца, чтобы своей необъятностью окутать его, защитить, укрыть от зла, и никакие барьеры не могли разделить их.

София хотела отдать ему все, что имела, а он готов взять. Ее желание и его нужда объединились. Так никогда не происходило прежде. Она никогда не знала, что отдавать — значит дать любви цель и полноту. Но сейчас разъединенность и неуверенность больше не существовали для нее, она творил мир совершенного союза.

Она вся трепетала от того, что испытывала.

— Я рада, что ты пришел, — прошептала она.

— Я не могу остаться. Но знаю, что если просто побуду рядом с тобой, то это придаст мне сил. Даст мне ощущение, что я все могу, что я живой…

Живой… Да, у нее оставалось сходное чувство. Ощущать полноту жизни, сосредоточившись на реальности настоящего момента. Жить, чувствуя, как полно дышит грудь, как сильно бьется сердце.

Она потянулась и поцеловала его в шею. Лаская его, она ощущала его душу так же ясно, как его кожу.

Отдавать. Для нее такое чувство было внове, и оно сильно взволновало ее. Как запоздало она поняла, что может быть между мужчиной и женщиной. Любовь сделала их другими. В любви взять значило отдать. Без любви все иначе…

Она подвинулась, стараясь дотянуться до его губ.

Расстегнула его жилет, потом рубашку и целовала открывшуюся грудь. Душевное волнение наполняло ее.

— Я пришел не для того, чтобы заняться с тобой любовью, София.

Она взялась за его галстук и отвела его в сторону.

— Ты сможешь остановить меня? — Ее пальцы начали развязывать галстук.

Мрачное настроение все еще не оставляло его. Оно передавалось и ей, потому что она стала частью его, и она так хотела унять его смятение и непонятную тревогу. Не спрашивая ни о чем… Просто успокоить, утешить…

— Нет.

— Тогда не говори ничего, я не хочу ни о чем думать. Ей показалось, что он хотел ей что-то сказать, но, видимо, передумал.

— Мы не будем ни говорить, ни думать.

Она сняла с него рубашку. Он пребывал в необычной пассивности и не помогал ей. Ей нравилось это.

— Сними ночную сорочку, — попросил Эйдриан. — Я хочу видеть тебя.

Встав на колени, она через голову стянула сорочку. Его теплые ладони легли на ее грудь.

— Ты такая красивая. Как белый цветок в лунном свете. Белая роза. Красивая и удивительная.

Слова их первой ночи отозвались щемящей тоской в ее сердце. Даже тогда она поскупилась отдать побольше. Хотя она и отдала ему свою невинность, но щедрость принадлежала только ему.

Ее пальцы блуждали по его груди, путешествуя по очертаниям его мускулов.

— Только с тобой я такая красивая… Только для тебя.

Они с жадностью обменивались ласками, словно их руки могли сохранить на память очертания их тел. Их обоюдное удовольствие превратилось в молчаливый диалог. Ее грудь и кожа необыкновенно живо воспринимали его прикосновения. Неизведанная доселе душевная близость превратила удовольствие в разделенный экстаз.

София нагнулась, чтобы снять с него сапоги. Ловя на себе его восхищенный взгляд, она задыхалась от нетерпения. И раздевала его, не переставая дарить ему ласки и поцелуи.

Отдавать. Такая потребность наполнила все ее существо поразительной щедростью. Их сердца преисполнились взаимным притяжением.

София наклонилась, коснулась губами его сосков, позволила своему языку спуститься ниже по его груди, пока ее пальцы ласкали его бархатистый жезл. Все его тело напряглось в ответной реакции.

Положив щеку на его живот, она наблюдала, как ее ласки воздействуют на его возбуждение. Ее собственное желание разрасталось, поднимаясь на решительный уровень.

— Я хочу любить тебя, Эйдриан, — шептала она. — Хочу… Ты никогда не просил меня об этом. Ты хочешь, чтобы я любила тебя?

— Да. Но потом ты позволишь мне проникнуть внутрь тебя? Мне нужно прижать тебя к своему сердцу, София.

Ее губы и язык спускались все ниже и ниже… Он напрягся, заставляя ее отбросить последний стыд. Она становилась все агрессивнее. Низкий стон подтверждения вырвался из его уст.