Я снова качаю головой, но разворачиваюсь и неторопливо шагаю по коридору к спальне отца. Он читает Патрика Уайта. На нем синяя безрукавка и шорты, в углу рта самокрутка.

– Миссис Биркбек у дверей, – говорю я.

– Какая нахрен миссис Биркбек? – ворчит он.

– Наш школьный психолог-консультант, – поясняю я.

Папаша закатывает глаза. Он спрыгивает с кровати, тушит сигарету. Хорошенько откашливается и сплевывает коричневую табачную слюну в пепельницу у изголовья.

– Тебе она нравится? – спрашивает он.

– Она старается, как лучше, – отвечаю я.

Он идет по коридору к входной двери.

– Приветствую, – говорит он. – Я Роберт Белл.

Он улыбается, и в его улыбке такое добродушие, такая мягкость, которых я никогда раньше не видел. Он протягивает ладонь для рукопожатия, и такого я тоже не припоминаю – чтобы он вот так пожимал руку другому человеку. Я думал, что только с Августом и мной он знает, как взаимодействовать на человеческом уровне, да и то мы обычно общаемся с помощью кивков и хрюканья.

– Меня зовут Поппи Биркбек, мистер Белл, – представляется она. – Я психолог-консультант ваших мальчиков в школе.

– Да-а-а, Илай рассказывал мне обо всех чудесных советах, которые вы им давали, – говорит он.

Вот же лживый ублюдок!

Миссис Биркбек выглядит непривычно тихой и слегка тронутой.

– Вот как? – отвечает она, поглядывая на меня, ее щеки алеют. – Ну, мистер Белл, просто я верю, что ваши мальчики весьма особенные. Я уверена, что у них имеется большой потенциал, и думаю, что моя работа в том и состоит, чтобы вдохновлять их достаточно для претворения этого потенциала в реальность.

Папаша кивает, улыбаясь. Реальность. Знаем мы эту реальность. Полуночные приступы тревоги. Суицидально-депрессивные эпизоды. Трехдневные запои. Рассеченные чьими-то кулаками брови. Рвота желчью. Жидкое дерьмо. Коричневая моча. Хороша реальность.

– Воспитание ума без воспитания сердца – означает отсутствие образования вообще, – замечает папаша.

– Да! – ошеломленно отшатывается миссис Биркбек.

– Аристотель! – строго поднимает палец папаша.

– Да! – выпаливает миссис Биркбек. – Я строю свою жизнь по этой цитате!

– Так продолжайте же жить так, миссис Биркбек, и продолжайте вдохновлять этих детей! – прочувствованно говорит папаша.

Кто, черт побери, этот парень? Я его не узнаю.

– Я буду, – улыбается она. – Обещаю. – Затем она собирает мозги в кучку. – Смотрите, Роберт… могу я звать вас просто Роберт?

Папаша кивает.

– Эммммм… мальчики сегодня снова не были в школе и… эммм…

– Я сожалею об этом, – вставляет папаша. – Я брал мальчиков на похороны их старого друга. Это была нелегкая пара дней для них.

Миссис Биркбек смотрит на нас с Августом.

– И нелегкая пара лет, я полагаю, – говорит она.

Мы все киваем – папаша, Август и я, как будто участвуем в каком-то идиотском дневном сериале.

– Могу я поговорить с вами минутку, Роберт? – спрашивает она. – Можем мы побеседовать с глазу на глаз?

Папаша глубоко вздыхает. Кивает.

– Вы оба потеряйтесь пока, ага? – говорит он нам.

Мы с Августом спускаемся по пандусу снаружи дома, мимо системы горячего водоснабжения и парочки старых ржавых моторов. Затем мы ныряем под дом, пролезаем через папашин склад ненужных и неработающих стиральных машин и холодильников. Пространство под домом сужается по мере того, как земляной пол поднимается в направлении гостиной и кухни. Мы ползем в верхний левый угол, покрывая колени влажной коричневой грязью, и усаживаемся прямо под деревянным полом кухни, где отец и миссис Биркбек разговаривают о нас с Августом за восьмиугольным столом, за которым папаша обычно вырубается в полночь того дня, когда получает детское пособие для одиноких родителей. Мы можем слышать каждое слово через щели между половицами.

– Сказать по чести, работа Августа выполнена великолепно, – говорит миссис Биркбек. – Его художественная точность, и оригинальность, и врожденные навыки представляют собой настоящий художественный талант, но он… он…

Она останавливается.

– Продолжайте, – произносит папаша.

– Он беспокоит меня, – говорит она. – Оба мальчика меня беспокоят.

Мне не следовало говорить ей ни слова. На ней написано, что она крыса.

– Могу я вам кое-что показать? – доносится голос миссис Биркбек через щели в полу.

Август лежит спиной на земле. Он слушает, но его не волнует то, что он слышит. В этой позе с заложенными за голову руками он мог бы с тем же успехом дремать днем на берегу реки Миссисипи с травинкой в зубах.

Но меня волнует.

– Это картина, которую Август нарисовал в художественном классе в прошлом году, – говорит она.

Долгая пауза наверху.

– А эти… – мы слышим шелест бумаги в ее руках, – эти были сделаны в начале нынешнего года; а эти – на прошлой неделе.

Еще одна долгая пауза.

– Как вы можете видеть, мистер Белл… эммм… Роберт, Август кажется одержимым этой конкретной сценой. Теперь – между Августом и его учительницей рисования, мисс Проджер, возникла некоторая проблема, потому что, в то время как мисс Проджер считает, что Август один из ее самых выдающихся и преданных учеников, он упорно отказывается рисовать любое изображение, кроме этого. В прошлом месяце учеников попросили нарисовать натюрморт, и Август нарисовал эту сцену. За месяц до того их просили нарисовать сюрреалистическую картину, и Август опять нарисовал это. На прошлой неделе Августа попросили нарисовать австралийский пейзаж; Август нарисовал ту же самую сцену снова.

Август смотрит вверх на половицы, не шевелясь. Отец молчит.

– В обычной ситуации я бы никогда не предала доверие ученика, – говорит миссис Биркбек. – Я считаю свой кабинет священным местом доверия, исцеления и воспитания. Я иногда называю его «Убежище»; только я и мои ученики знают пароль к Убежищу, и пароль этот: «Уважение».

Август закатывает глаза.

– Но когда я чувствую, что безопасность личности в нашем школьном коллективе может быть под угрозой, тогда я чувствую, что должна что-то сказать, – продолжает она.

– Если вы думаете, что Август собирается кого-то обидеть, то боюсь, вы взяли ложный след, – говорит папаша. – Этот мальчик не причинит вреда никому, кто этого не заслуживает. Он ничего не делает по прихоти. Он не совершит ни одного поступка, который перед этим сто раз не обдумал.

– Это интересно – то, что вы сказали, – замечает миссис Биркбек.

– Сказал что? – спрашивает отец.

– Насчет стократного обдумывания, – поясняет она.