Древняя лавка мистера Эндерби притулилась за спиной сэра Альберта. Оно и понятно: знаменитый торговец не удостоил бы своим взглядом столь невзрачное здание, к тому же слегка обветшавшее: четырехсотлетний возраст – это не шутки! Впрочем, дубовые балки были по-прежнему крепки, кирпичная кладка не рассыпалась. Примерно полтораста лет назад Джози Эндерби-третий пристроил к магазинчику полукруглый эркер и выставил в нем свои товары. Эта витрина, единственная уступка духу времени, осталась такой же, какой была при Джози. Больше с шестнадцатого века ничего не изменилось. В магазине было почти так же темно, душно и тесно, как и в елизаветинские времена. Посетителям по-прежнему приходилось ступать по голым протертым дубовым половицам. Вместо электричества – свечи, а вместо прилавка – почерневший от времени длинный стол, перешедший к мистеру Томасу Эндерби от его предшественников. Несмотря на эти недостатки, а может, и благодаря им, магазинчик был знаменит. У торговцев династии Эндерби имелось две сильных стороны: безукоризненная честность и поразительный нюх на камни. Тридцать лет назад Тобиас Эндерби считался лучшим в Европе знатоком жемчуга. Его сын Томас пошел по стопам отца и добился еще больших успехов. Именитые и богатые люди сидели за этим столом и смотрели, как представители династии Эндерби – Джози, Тобиас, Томас – выкладывают перед ними свои сокровища. Причем купить у них понравившуюся вещь было не всегда легко. За несколько лет до войны одна важная персона, в то время украшавшая собой трон, а впоследствии его лишившаяся, по неосторожности нагрубила Тобиасу. Этот человек пожелал купить рубин Гонзалеса, который когда-то являлся собственностью испанского короля Филиппа II, а потом окольными путями попал на торговую площадь Ледлингтона. Коронованный посетитель сделал сказочное предложение: он собирался удвоить любую сумму, которую назовет торговцам другой покупатель, однако допустил некоторую неучтивость. Какую именно, история умалчивает, но старый Тобиас рассеянно посмотрел мимо него и пробурчал:

– Нет, сэр, этот камень не продается.

Рейчел рассказала Гейлу Брэндону эту историю, пока они переходили через площадь.

– Хорошо, что на свете есть вещи, которые не купишь за деньги, – заключила она.

Они стояли в тени сэра Альберта Дауниша.

– Мне неприятно слышать от вас такие слова, мисс Трехерн. И знаете почему? У меня создается впечатление, будто деньги взяли над вами власть, а это весьма прискорбно. Пока мы управляем деньгами, все замечательно, но как только деньги начинают управлять нами, мы пропали. Деньги – прислуга, а прислугу надо держать в узде. Пользуйтесь ими, заставляйте работать на вас и не позволяйте собой помыкать. Не думайте, будто вы не сможете без них обойтись, и не допускайте даже мысли о том, что они способны сделать вас более значимой. Как раз наоборот. Это вы придаете деньгам ценность, когда тратите их на те или иные вещи. – Он вдруг засмеялся и закончил свою речь школьной шуткой: – Не деньги делают человека, а человек делает деньги.

– Мои деньги заработаны не мной, – вздохнула Рейчел.

– Это неважно. Значит, кто-то заработал их для вас.

Он опять засмеялся и перевел ее через дорогу. Рейчел взялась за щеколду на двери магазинчика мистера Эндерби и с чувством произнесла:

– Лучше бы их не было вовсе!

Томас Эндерби очень напоминал старую серую мышь, только глаза были не черными и блестящими, а тусклыми и совершенно бесцветными.

Во время обмена любезностями Рейчел вспомнила одну пожилую даму, которую знала в детстве. Дама любила приговаривать, одобрительно кивая: «Когда встречаются благородные люди, звучат комплименты».

После того как отзвучал последний комплимент, мистер Брэндон что-то тихо сказал хозяину магазина, и Рейчел поняла, что их приход сюда был подготовлен заранее. Мистер Эндерби поклонился и исчез за дверью подсобки. Вернувшись буквально через секунду, он положил перед мисс Трехерн квадрат из черного бархата и опять исчез, на этот раз надолго.

Рейчел села и стала ждать, окутанная романтикой старинного здания. Пол, почерневший от времени и протертый ногами нескольких поколений; само кресло, в котором она сидела, – с высокой спинкой и прямыми подлокотниками, и на фоне всего этого – мужчина, который привел ее сюда выбирать подарок для другой женщины. Она впервые так остро реагировала на мужское присутствие. Его взгляд волновал, точно прикосновение, а его прикосновение… Она осадила себя. Что это – безумие одинокой женщины, которая осталась без любви, так как у нее не было времени на чувства? Отчаяние напуганной женщины, мечущейся в поисках надежной защиты, или нечто более глубокое, трезвое и устойчивое? Она знала лишь одно: в любом случае ей придется страдать. Придется встретиться с болью, перетерпеть ее, задавить…

Рейчел поражалась той перемене, которая произошла в ее душе. Ей было приятно общество Гейла Брэндона, этот человек привнес в их семейную атмосферу живость и новизну, он относился к ней с явным восхищением, однако она и представить себе не могла, что испытает такое жестокое разочарование, узнав о его любви к другой женщине.

Томас Эндерби вернулся, неся в руках старинную тонбриджскую шкатулку. Эта вещица, конечно, была анахронизмом, но ее возраст внушал почтение. Хозяин магазина сел за стол, задрал очки на лоб, где они затерялись в спутанной шевелюре, открыл шкатулку и, убрав слой ваты, достал три маленьких предмета, упакованных в папиросную бумагу. Очень тонкие бледные пальцы с бескровными ногтями осторожно, неторопливо развернули бумагу. Наконец мистер Эндерби откинулся на спинку кресла и обозрел три украшения, выложенные им на черную бархатную салфетку. Его глаза перестали быть тусклыми щелочками, теперь в них блестело восхищение знатока.

Рейчел тоже смотрела на драгоценности.

Сначала продавец развернул веточку дуба. От нее было трудно оторвать взгляд: два бриллиантовых дубовых листочка и три желудя – шляпки сверкают бриллиантами, а орешки – жемчужины, две белые и одна черная.

– Какая прелесть! – воскликнула Рейчел.

Мистер Томас Эндерби с ней согласился:

– Эту брошь изготовили по эскизу моего отца. Ее заказала герцогиня Саутширская, но умерла, не дождавшись окончания работы. Мой отец несколько лет подбирал жемчужины. Знаете, он всегда неохотно продавал свои любимые произведения, так что, боюсь, кончина ее светлости стала для него облегчением. А эту цепочку нам привезли из-за рубежа – итальянская работа, сделанная по русскому заказу.

Цепочка имела длину около двадцати пяти дюймов. Тонкие звенья из светлого золота весьма изысканно перемежались с сапфирами и изумрудами, красиво ограненными и обсыпанными бриллиантовой крошкой. Колье было легким, ярким и изящным.

– Превосходный камень, – заметил мистер Эндерби, любовно тронув последнее украшение. – Конечно, рубин не сравнится ни с чем, а это один из наших лучших рубинов. Вы только посмотрите на цвет!

Рубиновый камень полыхал огнем между двумя распахнутыми орлиными крыльями, выполненными из бриллиантов. В их блеске он казался живым.