Когда Хелен снова позвонила, он сказал ей:

— Контора по продаже пиломатериалов возле Спрингфилд-авеню. Это рядом с тобой.

— Я знаю, где это, — сказала Хелен. — А ты только туда позвонил?

— Дерево есть дерево, — сказал Гарп. — И бруски два на четыре везде одинаковы. Так что отправляйся на Спрингфилд-авеню, у них все уже готово.

— А какую интересную работу ты нашел? — спросила Хелен; Гарп понимал, что она все это время думала о его словах.

— Консультации по вопросам брака, — сказал Гарп; томатный соус булькал на плите, кухня наполнилась аппетитным ароматом. Хелен некоторое время уважительно молчала на том конце телефонной линии. Гарп понимал, что ей трудно спросить, какими документами он сможет подтвердить свою пригодность для подобного занятия.

— Ты же писатель, — снова спокойно сказала она.

— Вот и прекрасно! — воскликнул Гарп. — Писатель отдает годы жизни исследованию непроходимой трясины человеческих отношений и часами гадает, что же роднит всех людей на свете. Неудача в любви, сложности в нахождении компромисса, потребность в сострадании? — Голос Гарпа уже гремел.

— Ну так и напиши об этом! — предложила Хелен. — Чего тебе еще надо? — Она прекрасно знала, что последует далее.

— Искусство никому помочь не способно, — назидательно сказал Гарп. — Люди не могут воспользоваться им на деле не могут ни съесть его, ни прикрыть им свою наготу, ни устроить с его помощью кров над головой; а если они больны, никакое искусство не сделает их здоровыми.

Хелен прекрасно знала, что такова основная установка Гарпа, который считал искусство изначально бесполезным и отвергал мысль о том, что оно имеет хоть какую-то общественную ценность. Две вещи нельзя смешивать, считал он: искусство и помощь людям. И утверждал, что сам он, например, толком не умеет ни того, ни другого — в конце концов, он ведь сын своей матери. Однако, и это делает ему честь, он воспринимал искусство и общественную деятельность как занятия совершенно различные и считал, что возникает уйма сложнейших проблем, когда некоторые ничтожества пытаются эти занятия соединить. Гарпу всю жизнь досаждала собственная уверенность, что литература относится к предметам роскоши; он-то мечтал, чтобы она была ближе к земле и доступнее, — но терпеть не мог, когда она такой становилась.

— Ладно, я поехала за деревяшками, — сказала Хелен.

— И если моя профессиональная деятельность не обеспечивает меня необходимой квалификацией, — упрямо бубнил Гарп, — у меня есть и иной опыт: я, как ты знаешь, и сам довольно давно женат. — Он помолчал. — И у меня есть дети. — Он снова помолчал. — И у меня немалый опыт в области быта, так или иначе имеющей отношение к браку…

— Значит, Спрингфилд-авеню? — уточнила Хелен. — Хорошо, я скоро приеду.

— Да у меня опыта для такой работы более чем достаточно! — гнул свое Гарп. — Я знаю, что такое финансовая зависимость, я знаю, что такое супружеская неверность…

— И очень хорошо, — сказала Хелен и повесила трубку.

А Гарп подумал: советы по поводу брачных отношений, пожалуй, все равно попахивают шарлатанством, даже если их дает по-настоящему квалифицированный специалист. Наконец он тоже повесил телефонную трубку. Понял, что придумал для «желтых страниц» на редкость удачное объявление — даже врать не придется:

ФИЛОСОФИЯ БРАКА, а также

СОВЕТЫ, КАК ПОСТРОИТЬ

И СОХРАНИТЬ СЕМЬЮ,

Т.С. ГАРП, автор «Бесконечных проволочек» и «Второго дыхания рогоносца»

К чему добавлять, что это романы? Гарпу казалось, названия его книг звучат как названия учебников по сохранению брака.

Интересно, продолжал размышлять он, где лучше встречаться с клиентами — дома или в офисе?

Гарп взял зеленый перец, водрузил его прямо на середину газовой горелки и прибавил огня. Перец быстро почернел, и Гарп, дав ему остыть, легко соскреб обгоревшую кожицу. Обжаренный таким способом перец всегда очень сладкий; теперь его нужно нарезать ломтиками и положить в маринад из масла и уксуса с щепоткой майорана. Получится отличная заливка для салата. Больше всего Гарп любил делать именно такую заливку, потому что подгорающий перец наполнял кухню прямо-таки дивным ароматом.

Он положил на горелку вторую перчину, потом перевернул ее щипцами, а когда она совсем обуглилась, ловко подхватил ее и бросил в раковину. Перчина сердито зашипела. «Можешь ругаться как угодно, — ласково сказал ей Гарп. — Все равно времени у тебя почти не осталось».

Он был в некоторой растерянности. Обычно он предпочитал не думать ни о чем серьезном, когда готовил еду, — хотя, честно говоря, скорее заставлял себя выбросить из головы все заботы и тревоги. Но сейчас как раз страдал от того, что не с кем посоветоваться насчет работы «консультантом по вопросам брака».

— Тебе просто не с кем поговорить по душам о твоих писательских делах, — сказала Хелен, входя в кухню. Она сказала это еще более авторитетным, чем всегда, тоном; свеженарезанные бруски два на четыре торчали у нее из-под мышки точно автоматы.

Уолт сказал:

— А папа что-то сжег!

— Это перец. Я специально его обжег, — сказал сынишке Гарп.

— Каждый раз, как тебе не пишется, ты делаешь какую-нибудь глупость, — сказала Хелен. — Хотя, должна признаться, что эта идея насчет работы гораздо лучше предыдущей.

Гарп ожидал, что она будет готова к разговору, но все же его удивило, насколько хорошо она подготовилась. То, что Хелен назвала «предыдущей идеей», возникшей при очередном застое в работе, была связь с той приходящей няней.

Гарп глубоко погрузил деревянную ложку в томатный соус и вдруг краем глаза заметил, что какой-то осел на такой скорости завернул за угол их дома, что истошно взвизгнули шины, взревел мотор, и… Гарп инстинктивно поискал глазами Уолта: мальчик был рядом — в полной безопасности, на кухне.

— А где Дункан? — спросила Хелен и шагнула было к двери, но Гарп быстро преградил ей путь.

— Дункан ушел к Ральфу, — сказал он.

На этот раз он не беспокоился, что машина, мчавшаяся на огромной скорости, непременно собьет Дункана, однако у Гарпа была привычка охотиться на таких любителей автомобильных гонок по улицам. Ему действительно удалось по-настоящему запугать местных лихачей. Улицы вокруг дома Гарпа были разделены на квадраты соответствующими предупреждающими знаками; и обычно Гарп мог бегом догнать любую машину, если она, подчиняясь знакам, останавливалась на перекрестках.

Он бежал по улице, следуя за ревом той машины. Иной раз, когда нарушитель ехал слишком быстро, Гарп нагонял его, лишь миновав три или четыре стоп-знака. Однажды ему пришлось устроить настоящую спринтерскую пробежку на целых пять кварталов, и он настолько выдохся, когда нагнал-таки нарушителя, что водитель был уверен: где-то поблизости произошло убийство, и Гарп либо пытается сообщить ему об этом, либо сам и является убийцей.