и сабатонов. Выложенные таким образом, они заняли больше места, чем занял бы он, вытянувшись рядом во весь рост.

Надеть их оказалось труднее, чем представлялось. Натан обнаружил, что, если сразу же надеть шлем, забрало постоянно падает на глаза, а если сперва обуться в сабатоны, то поверх них уже не натянуть поножи – но все это тоже было частью игры, все это завязывание и развязывание кожаных ремешков и застегивание и расстегивание пряжек у каждого предмета по очереди. В какой-то момент ему подумалось, что можно было бы снять медальон, чтобы было проще надевать нагрудник, но Натан этого не сделал. Он перекинул медальон назад, так, что теперь тот свисал на спину.

Когда доспехи наконец оказались на нем и на траве осталось лишь несколько непристегнутых частей, он попробовал повернуться в одну и другую стороны, посгибать руки и ноги, пробежал несколько шагов – все работало великолепно. Натан сам не знал почему, но каким-то образом чувствовал, что доспехи сидят на нем как надо. Он взял секиру и побежал к деревянному столбу, и когда секира ударила по дереву, доспехи лязгнули в такт, и удар отдался в колени и локти так же, как прежде вишневая косточка стучала о зубы.

Ему понравилось.

А теперь почему бы не снять с себя доспехи и не поглядеть в небо?

Почему бы не расслабиться?

Когда он снял доспехи, голубой цвет неба уже начинал темнеть, и обрывки высоких облаков заполняли его рябью, словно следы, оставляемые волнами на песке.

Ветерок принес голос Беллоуза, звавшего его к ужину.

L

После ужина Беллоуз взял Натана за руку и повел в новое место. Натан шел за ним, не задавая вопросов. Сколько он уже здесь? Неужели всего один день? Казалось, прошла целая вечность… Может, действительно вечность? Где он был до этого? Детская… завтрак… постель…

Беллоуз что-то говорил, а значит, его нужно было слушать.

– Образование должно быть для мальчика, как вода для рыбы, Господин говорил это неоднократно. Мальчик должен окружить себя им со всех сторон, чтобы оно его поддерживало и питало и предоставляло среду для его существования. Без образования ребенок барахтается на берегу и в конечном счете гибнет – что вы, весьма вероятно, можете подтвердить на основании личного опыта. Сам я так давно пользуюсь преимуществами данного мне Господином образования, Его мудрости и Его щедрости, что даже не смог бы припомнить, на что может быть похоже отсутствие всех этих вещей; но мне кажется, что, если бы я лишился одной из них даже на день, это было бы просто ужасно! Мне больно думать о том, как вы – и другие мужские дети, подобные вам, – скитаетесь по миру без цели, без опоры, лишенные своей стихии, трепыхаясь и хватая ртом воздух!

Беллоуз вытащил носовой платок – тот самый, огромный, белый, размером со скатерть, который Натан где-то видел прежде, но не мог припомнить где, – и промокнул им уголки носа там, где тот скрывался под шляпой, а также, возможно, глаза, если они у него вообще имелись. Он заговорил снова лишь после того, как привел себя в чувство и разгладил лацканы своего сюртука:

– Ну, как бы там ни было, не будем погружаться в прошлое! Сегодня мы познакомим рыбу с водой и позволим ей немного поплавать. Я буду руководить и одновременно следовать – и кто знает, куда мы с вами приплывем! Не так ли, мой мальчик?

Натан пошел за Беллоузом, след в след, вот только шаг у Беллоуза был значительно шире, чем у него, так что Натану приходилось прыгать, чтобы покрыть недостающее расстояние. Он так и не придумал, что ответить, и Беллоуз, заполняя наступившую в разговоре паузу, принялся описывать людей, изображенных на картинах, мимо которых они проходили, и места на обрамленных рамами картах. Он давал краткие жизнеописания художников, которые изобразили все эти цветы и вазы, связки кроликов, подвешенные за задние лапы, и тушки подстреленных уток с остекленелыми глазами. Коридор тянулся бесконечно; было трудно поверить, что проход такой длины может поместиться внутри одного здания или что в Мордью может найтись достаточно художников, чтобы нарисовать все картины, украшавшие его стены.

Когда коридор все же закончился, они прошли под белой оштукатуренной аркой и оказались в сводчатом зале. Его крыша представляла собой стеклянный купол, по которому барабанил дождь. Вода стекала сплошными полотнищами, просвечивая насквозь, так что на стены, словно призраки волн, ложились прозрачные тени.

Библиотека напоминала ту, что была в Гэмовой берлоге, вот только Натан теперь не мог припомнить, как она выглядела. Здесь книги были расположены таким образом, чтобы совпадать по цвету и высоте: на каждой полке стояли книги определенного типа – по десять, двадцать, пятьдесят в ряду. Полок было так много, и они поднимались вдоль стен на такую высоту, что незначительных арифметических познаний Натана было недостаточно, чтобы их пересчитать. Впрочем, он внезапно ощутил необходимость сделать такую попытку. Скажем, по пятьдесят книжек на полку, пятьдесят полок… Сколько получится?

В комнате пахло кожей и перестоявшими пряностями, на корне языка ощущался вкус пыли, в глазах – сухость.

Беллоуз прошагал к небольшой кафедре, на которой уже лежала раскрытая книга с заложенной между страницами красной лентой. Он встал, склонившись над книгой, и жестом пригласил Натана садиться.

– Я слышал, Натан, что вы не умеете читать. Это действительно так?

Натан опустил взгляд на парту, за которой стоял единственный стул. На столешнице были вырезаны и нацарапаны чернилами примитивные изображения – виселицы, драконы, кошка (вид сзади). Кое-где попадались и буквы. Натан понимал, что это такое, но стоящее за этим значение было ему недоступно. Нет, он не умел читать.

– Ваша голова склоняется от стыда? – спросил Беллоуз негромко и участливо. – Дорогой мой мальчик, в невежестве нет ничего постыдного. Невежество – не что иное, как замечательная возможность, чудесная пустота, предшествующая восторгам обучения и знания! Не пытайтесь спрятать свое невежество – напротив, вынесите его на свет! Принесите его ко мне, как принесли бы пустой сосуд, желая его наполнить. В этой комнате, среди этих книг, вы обнаружите неиссякаемый источник познаний. От вас требуется всего лишь выразить свою жажду – и они будут вам даны! Подставьте свою пустую чашу, свой пересохший бокал, свою треснутую тарелку – и Господин наполнит каждую из этих посудин до края и даже с избытком!

Беллоуз жестом показал, что он должен выйти из-за парты, и вновь Натан сделал то, что ему было приказано. Подскочив к нему, Беллоуз приобнял его