Тоска указала мне рукой на небольшое строеньице, расположенное за футбольными воротами.

– Вот, они в этой сарайке, больше быть им негде. Там у них штаб.

В моей голове возникла картина: Мобила и Рукасов в форме наполеоновской армии, в смешных шапках и высоченных ботфортах склонились над картами. Маршал Мюрат, маршал Ней.

Прятаться и потихоньку подбираться к штабу французской армии смысла не было. В сарае не было окон, а дождь скрадывал практически любой шум.

Мы подошли поближе и прислушались. Тихо. Вдруг дверь распахнулась, Тоска едва успела отскочить и спрятаться за стену. Я затаился за дверью. Рукасов выволок Ваньку на улицу и усадил прямо в грязь.

– Давай, пей воду из лужи, – велел он.

Ванька отрицательно замотал головой.

Рукасов взял его за шиворот и как щенка ткнул лицом в наполненную водой канавку. Эту операцию он проделал несколько раз, сопровождая ее поучениями:

– Некому твоим воспитанием заниматься, потому ты такой… такой…

Какой именно, Рукасов-Ней с ходу не мог придумать и поэтому делал паузы.

– Ты должен слушаться старших! Говорят тебе, принеси нам яблочек моченых – так принеси, не кочевряжься! У твоей бабули яблочки хорошо получаются…

– Принеси! – кивал Мобила-Мюрат. – Принеси, не кочевряжься.

Я не только услышал противный голос Мобилы, но и увидел его гнусный профиль в щель двери. Он стоял на пороге сарая, ковыряясь в носу.

– Говорят тебе – почистить наши ботинки…

– Так ты почисти, – опять вставил Мобила и размазал о дверь свою козявку.

Свинья.

– Говорят тебе, отполируй языком…

С меня было достаточно. Дальше эти гнусности мне слышать не хотелось. Я со всей силы толкнул руками дверь, и она здорово стукнула Мобилу по лбу. Мобила ойкнул и завалился внутрь строения.

Рукасов от неожиданности выпустил свою жертву из рук. Ванька не растерялся. Отбежал на небольшое расстояние и с разбегу боднул Рукасова в живот. А потом схватил за руку и укусил.

Рукасов глухо что-то промычал и сел в ту самую канавку, в которую пихал Ваньку.

– Молодец! – крикнула Тоска, выскакивая из своего укрытия.

Рукасов и Мобила смотрели на нас с недоумением.

Я выхватил из-за спины томагавк и принялся им размахивать. Быстро, так, что лезвие топорика описывало в воздухе вытянутую блестящую петлю.

– Ты что, Феликс, – прошептал Мобила. – Зачем топор вытянул? Мы же шутим!

– Я тоже, – сказал я и сделал выпад рукой.

Лезвие томагавка врезалось в дверь сарая, раскололо доску, прошло насквозь.

Рукасов и Мобила жалко встали плечом к плечу. Маленький Ванька зарычал и двинулся на них. Побитые и вымазанные, Рукасов с Мобилой не выдержали и рванули со стадиона.

– Ну, Ванька, земля круглая. Рано или поздно мы с тобой встретимся, – прокричал Рукасов, уже отойдя на приличное расстояние.

– Валите, уродцы, пока целы, – гордо ответил им Ванька. – А то сейчас на вас собаку спущу!

– Они к тебе больше не сунутся, не переживай, – успокаивающе заявил я.

– Я не переживаю, – ответил Ванька. – Я бы с каждым из них поодиночке спокойно справился, но они ведь поодиночке не ходят. Нападают вместе.

Ванька все больше и больше мне нравился.

– Пойдем к нам, посидишь, обсохнешь, чаю попьешь, – предложила Тоска Ваньке.

Ванька оказался человечком не гордым и согласился. По дороге он нам рассказывал о других изощрениях Тянитолкая.

– …Еще они играли со мной в игру «Угадай, кто дал тебе щелбан?». Треснут, а я должен угадывать, треснут, а я должен угадывать. И почему я должен им все время что-то делать? – с обидой в голосе произнес Ванька.

– Потому, что ты младший, – объяснил я.

– Но здорово мы их разделали, – вставила Тоска, чтобы отвлечь Ваньку от грустных мыслей. – Теперь долго не сунутся.

– Настоящее китовое побоище получилось, – весело добавил я.

Ванька посмотрел на меня вопросительно.

Я закатал рукав и показал переводку, от которой пока не удалось избавиться.

– Кит кита видит издалека, – сказал я.

И мы все вместе рассмеялись.

Но я недооценил Рукасова и Мобилу. Тянитолкай оказался злопамятным… Впрочем, об этом чуть ниже.

В тот день дождь лил не переставая до самой ночи, и мы безвылазно просидели дома. Иногда выходили на террасу, попить чаю или растопить буржуйку для просушки грибов. Об оборотне не разговаривали, и без того было как-то грустно. Так время и коротали. Неплохо, честно говоря. Я сидел возле печки, смотрел на огонь и размышлял об этом деле. Тоска и Ванька меня не очень отвлекали, играли в шашки, в домино, потом Тоска принялась рассказывать Ваньке байки, которые я рассказывал ей самой. Ванька пугался.

Второй раз мы выбрались из дома только под вечер, для того чтобы проводить Ваньку домой. Довели его до окраины деревни, а дальше Ванька сказал, что сам добежит. Сказал, что тут, напрямую, всего три километра, а в лесу он знает все тропки и лазейки, эти бараны Мобила и Рукасов ни в жизнь его не найдут. Мы велели Ваньке прибегать в гости почаще, он пожелал нам всяческих успехов и припустил через лес.

Бабушка Надя ушла ночевать к Захаровне. Та совсем со страху с катушек слетела, днем вышла на улицу с топором и принялась заколачивать досками окна. И баба Надя отправилась ее успокаивать. Хорошо, что за Захаровной должен был сын приехать.

Мы с Тоской остались одни и решили лечь спать пораньше – завтра нам предстояло все как следует выяснить про бабку Олю. Да и дождь, который беспрестанно барабанил по крыше, клонил в сон. Я залез в свой любимый спальный мешок, устроился поудобнее и практически сразу же уснул.

Мне приснился тоже дождь.

Я сижу под этим дождем на берегу реки и ловлю рыбу. Вода все время прибывает. Мне приходится вставать и отходить выше по берегу. Рыба совсем не ловится, и рыбалка начинает превращаться в какое-то тупое и бессмысленное занятие. Вдруг поплавок уходит под воду, леска начинает натягиваться. Я крепче хватаюсь за удочку и дергаю ее, но поплавок не показывается, как будто крючок за что-то зацепился. Я наклоняюсь и стараюсь разглядеть, но ничего не вижу, потому что вода оказывается совсем мутной. Неожиданно из воды выскакивает рука, хватает меня за шею и начинает трясти…

Я открыл глаза и невольно зажмурился. Увидел незнакомое лицо в каком-то красном, даже малиновом, свете. Лицо открыло рот и издало непонятный звук, видимо, для того, чтобы меня напугать. Вдобавок меня обдало малоприятным запахом нечищеных зубов.

Потом лицо исчезло, я пытался понять, что все это может значить.

Сознание постепенно начало подсказывать мне, что в нашем доме чужой. Мы одни, бабушки нет. Тоска, если спит, беззащитна. Надо что-то делать, а я лежу застегнутый на полу в спальном мешке. Как кукла.